Миp искусства

(разговоры с композитором и поэтом)
В начале лета Тогучинский санаторий посетили настоящие легенды - создатели советской песни: Александра Пахмутова и Николай Добронравов. Почти инкогнито они провели здесь целый месяц
ПЫХТИН в начале мая предложил мне снова приехать в Тогучинский санаторий. Я говорю: "Сергей Иосифович, неужели вы забыли, что я в феврале уже побывал у вас?" Он отвечает, что ничего не забыл, просит приехать для встречи с интересными людьми...

- Кто такие?

- А вот приедете - узнаете.

И вот сижу я в санаторской столовой, собираюсь завтракать. Вдруг к моему столику подходят... Нет, тут можно запросто с ума сойти!.. Подходят композитор Пахмутова и поэт Добронравов!

- Извините, что мы немного задержались, - говорят они почти хором. - Здравствуйте!

Разумеется, прежде всего я узнал ее: маленькая, круглолицая, с очаровательной широкой улыбкой... Да кто ж у нас в России не узнает Александру Пахмутову в лицо?.. Рядом - элегантный, с красивым голосом (в прошлом он - драматический актер), слегка ироничный, поэт Николай Добронравов.

Мы сошлись мгновенно! Уже через десять минут казалось, что мы всю жизнь были знакомы и крепко дружили... Ведь давно замечено, что такие энергичные шаги навстречу друг другу всегда были свойственны истинно русской интеллигенции; а в данном случае предо мною были к тому же очень "легкие" люди - радушные, доброжелательные, открытые.

И, само собой, - первый мой вопрос: "Как вы оказались в Тогучине? Кто посоветовал? Отчего не поехали на какие-нибудь более "авторитетные" курорты?"

Супруги всегда отвечают наподобие Бобчинского и Добчинского - перебивая один другого:

- Во-первых, в Москве мы совершенно случайно познакомились с главным врачом этого санатория; Сергей Иосифович Пыхтин пригласил нас приехать сюда... Конечно, мы кое-где навели кое-какие справочки и выяснили, что здесь одна из лучших сегодня здравниц в России... во всяком случае, в Сибири. А во-вторых, мы давно замышляли побывать в Новосибирской области; несколько раз были в Кузбассе, в Иркутске, в Красноярске, а вот здесь, у вас, - ни разу. Ну и, в-третьих, хочется, знаете ли, пожить в тишине, подальше от столичных новостей и назойливых интервьюеров. Времечко сейчас шумное...

Как рождается песня, мы знаем из гениального рассказа Тургенева. Да ведь об этом многие писали, и каждый раз по-разному. Закономерностей здесь как будто бы нет, как нет их и в любом художественном творчестве... И все-таки я спрашиваю: "А как у вас?"

- По-разному, - отвечает Добронравов. - Бывает, Аля идет из кухни и радостно кричит: "Я придумала! Послушай-ка!", садится к роялю, играет... и я нутром чувствую: получилось, песня "пойдет".

- Она пишет на ваши готовые стихи?

- Представьте, чаще бывает наоборот. Уж и не припомню, сколько мы написали за тридцать пять лет совместной жизни, но, как правило, я пишу стихи на уже готовую мелодию.

- Но ведь это чудовищно трудно!

- Зато и очень интересно!.. Раньше нас было трое: Сергей Гребенников - замечательный поэт! - Аля и я... Сережа умер... Осталось нас двое, но справляемся. Кое-что, кажется, получается...

О чем мы только не переговорили за три санаторских недели! Но главным образом - о современном искусстве, о музыке, о поэзии, об эстраде.

Вот что запомнилось.

Пахмутова нежно и даже благоговейно вспоминает стариков-композиторов:

- Помните, какие замечательные песни были у Дмитрия Яковлевича Покрасса - "Марш Буденного", "Москва майская", "Три танкиста"? И человек он был исключительный! Маленький, на вид какой-то нескладный, но поразительно добрый, щедрый. Когда мы к нему приходили в гости, он кричал жене: "Ася! Ася! Ставь все на стол, чтобы было богато!" От него мы впервые услышали со всеми словами знаменитую одесскую песенку "Семь сорок"; оказывается, это о поезде: "В семь сорок он приходит! В семь сорок он приходит!..". У этого внешне некрасивого невзрачного человечка была прекрасная и бесстрашная натура. В марте сорок восьмого года - после лютого постановления ЦК "Об опере "Великая дружба" - Дмитрий Покрасс встретил в метро "Шостика"... т. е. Шостаковича. "Митя, как вы живете? - спросил Покрасс. - Вы знаете, у меня сейчас есть деньги, я ведь часто выступаю... И я могу вам дать сколько нужно, только скажите!" Это Шостакович помнил всю свою жизнь! Ведь в те дни почти все от него отвернулись; даже общаться с ним было опасно, тем более - предлагать помощь... А вот Покрасс не испугался! Такой поступок дорогого стоит!

- В этом постановлении, - продолжает Пахмутова, - был упомянут и мой учитель - профессор Московской консерватории, замечательный композитор Виссарион Яковлевич Шебалин. Он очень пострадал тогда: с ним случился удар - правосторонний инсульт. И огромную партитуру своей оперы "Укрощение строптивой" он теперь писал левой рукой. Бесконечно долгая, кропотливая работа совершена тяжелобольным человеком. Но ведь Шебалин не пал духом, не сдался!

То постановление называлось "Об опере "Великая дружба" В. Мурадели". Вано Ильича до этого постановления, по сути, мало кто знал. Это уж спустя много лет он прославился, написав замечательные песни "Бухенвальдский набат", "Гимн Москве" и др. Но еще долго-долго, выходя на трибуну, он восклицал: "Историческое постановление Центрального комитета нашей партии, посвященное мне, сыграло огромную роль в моем музыкальном творчестве!.."

Пахмутова вспоминает, как она была "козой":

- Режиссер Г. Чухрай делал фильм "Жили-были старик со старухой". Я часто бывала на съемках, потому что там шла моя песня. Однажды прихожу в цех звукозаписи и вижу, что они просто мучаются: на экране коза, а никакого звука нету. Я говорю: "Дайте-ка попробую..." И проблеяла (у меня это с детства получалось). На другой день опять прихожу в студию - вокруг меня хороводом ходят "звуковики", операторы: "Александра Николаевна, вы, конечно, замечательный композитор... но - коза". - "Понимаю, - говорю, - коза. Но какая? Молодая, старая? Здоровая, больная?" - "Старая, - говорят, - и больная". Будьте любезны, пожалуйста! И промемекала. И все осталось на пленке, в картине. Жаль, что в титрах почему-то не упомянули: "Коза - Пахмутова".

Говорили о современных артистах, об эстрадных звездах. Вспомнили Анну Герман. "Ах, какая певица! - грустно прошептала Пахмутова. - И человек-то какой изумительный! Боже, какой человек!.."

Разговор соскользнул на Иосифа Кобзона. "Колоссальный мастер! - говорит Александра Николаевна. - Отдать ему свою новую песню - счастье для композитора. У Иосифа Давидовича блестящая вокальная школа. Непоколебимая требовательность к самому себе. И строгая ответственность перед каждым выступлением - где бы он ни выступал, в Колонном зале или в полковом клубике, - всегда свежая крахмальная сорочка, всегда свежий звучный голос, всегда - как на самом ответственном экзамене!.. А характер?.. Ну, что ж характер... Все мы с годами меняемся в ту или другую сторону..."

Потом - о Валерии Леонтьеве.

"Очень талантлив и очень трудолюбив! Невероятный темперамент и полная самоотдача на любом концерте! - Добронравов и Пахмутова с явным удовольствием говорят об этом артисте. - Он даже и помыслить не может, чтобы петь "под фанеру". И вы себе не представляете, какой он умный и образованный! Тактичный, вежливый. Умеющий себя вести очень верно в любом обществе".

Супруги много путешествовали и рассказывают об этом с неизъяснимым удовольствием. И обязательно - с улыбкой.

Добронравов, в частности, вспоминает о поездке в Израиль:

- Представляете, там перед таможенниками выстроилась длиннющая очередь. И они не спешат... Жара, духота... Появляются полицейские. Их начальник - необъятный такой мужик, по выражению Бабеля - "полтора еврея" - оглядел всю очередь с начала до конца, подошел к моей Але и громогласно, на чистейшем русском языке произнес: "А вам, мадам, вне очереди!" И выдал ей пропуск за номером "001"!

Вспомнили Утесова. Однажды он сказал Добронравову:

- Для того чтобы стать Утесовым, я объехал с концертами весь Союз вдоль и поперек. Дважды и трижды объехал!.. А сегодня какая-нибудь безголосая девочка пропищит по телевидению одну дохлую песенку - и наутро просыпается знаменитой на всю страну. Случайная удача?.. Нет, тут папочкины денежки пропели, вот в чем дело!..

На каком-то просмотре эстрадной группы Утесова спросили:

- Как вам, Леонид Осипович, нравится певица?

Утесов:

- Так, как она, у нас поет вся Одесса... только стесняется.

Пахмутова сказала: "Песня удается композитору, если в ней есть свободное дыхание".

О чем мы только не переговорили за двадцать санаторских дней!

Сколько интересных суждений я выслушал, сколько рассказов, сколько нового узнал! И сколько радости испытал, глядя на эту лучезарную пару.

Они уезжали в Москву "Сибиряком", утром восьмого июня.

И едва только поднялись по ступенькам вагона и обернулись, чтобы помахать нам, провожающим, - как вдруг мгновенно, словно по незримой команде, собралась на перроне толпа. Пассажиры, провожающие, служащие вокзала бежали к седьмому вагону, чтобы хоть взглянуть, чтобы протянуть руки, прикоснуться к одежде... Кто-то зычно и очень четко выкрикнул: "Вы - душевность России!"

Юрий МАГАЛИФ, специально для "Новой Сибири"

Июнь 1996, Тогучин - Новосибирск