Миp искусства

Евгения Ульченко: Российские библиотеки сегодня, пожалуй, единственная сфера культуры, которая в период экономического кризиса начинает свое возрождение. Растет все: и посещаемость, и книговыдача, и обращаемость. Чем хуже жизнь, тем больше народ в библиотеки ходит
НА ЭТО заявление сразу хочется возразить: не от хорошей жизни народ валит в библиотеки. Книги дороги, не укупишь, многие из них не доходят из столиц до провинции. Дорога подписка, хлопотно ее продлевать. Маленькие библиотеки часто не могут помочь читателю, пришедшему с конкретным заказом. В результате большие переполнены.

Библиотекари хотят, чтобы общество услышало об их проблемах. В Н-ске был проведен конкурс на лучшую статью, посвященную им. Многие журналисты проблемы эти предельно концентрированно перечислили, призвали обратить внимание, помочь, поднять престиж. Писали о библиотеках и в столичных газетах. Евгения Ульченко в "Книжном обозрении" не только восклицает, но и вопрошает: "И если формирование книжных фондов - часть государственной и культурной политики, то какой видится сама Россия через призму библиотек?" Про формирование фондов много сказано. Вот, например, Б. А. Кузнецов, начальник Управления издательств и книжной торговли Роскомпечати: "В последние годы отмечается спад поступления книг в фонды библиотек в среднем на 13 процентов ежегодно. Доля средств, расходуемых на комплектование фондов библиотек, снизилась с 25 до 7-8 процентов. В библиотеки, перечень которых утвержден правительством, поступления за последний год достигли только 30-40 процентов от общего числа книг, изданных в России. Во многих библиотеках сельской местности приобретается всего по нескольку книг в год. Во многие регионы не поступает до 80-90 процентов от названий книг, выпускаемых в России... Библиотекари рассказывают, как они, не смиряясь со скудным финансированием, сами зарабатывают деньги на покупку новинок - сдают часть своих помещений, вводят платный абонемент, становятся книготорговцами. Но, рассказывая об отношениях государство - библиотека, никто в статьях, приуроченных к Дню библиотекаря, не коснулся отношений читатель - библиотека, читай личность - культура. Не рассмотрел, как библиотека отражается в призме простых читательских чувств. И вот здесь при восторгах библиотечных руководителей по поводу достижений, несмотря на государственное пренебрежение, приходится улавливать все больше раздражения, взаимной неудовлетворенности и разочарования. Читатель все чаще не может найти нужную книгу, журнал. Неудобны воскресные выходные. Нет в залах периодики и в читальных залах небольших библиотек (и не только небольших) многих столичных газет, если есть, то приходят они с большим опозданием. А главное, часто не хочется обращаться в библиотеку, даже когда очень надо.

Это сегодняшние проблемы и сегодняшние настроения со старыми корнями. По сути старые проблемы рядового читателя, например мои, вызванные не нынешней кризисной ситуацией, не присутствием или отсутствием идеологии, а причинами психологическими и, если можно так сказать, сущностными. С одной стороны, что такое русская библиотека и русский библиотекарь, принадлежащий к некоей касте неприкасаемых (в массовом сознании существует как бы возвышенный стереотип библиотекаря-подвижника, и он не изменился в наше время, но в реальности мы сталкиваемся с очень разными типами библиотекарей, очень небольшая часть которых соответствует этому стереотипу, но очень большая мнит себя соответствующей). И с другой стороны, что такое я - читатель как личность, индивидуальность, приходящий в библиотеку со своими утилитарными надобностями и потребностями, со своим миром и представлениями. Как и почему происходит наша встреча или невстреча?

Первая библиотека в моей жизни была... у меня дома.

Уважение и благоговение не только к книге, но и к библиотеке, библиотекарю не воспитывались в нашей семье - они существовали как данность с рождения.

Но вот пришла впервые в школьную библиотеку классе в третьем с отношением к книге как к неотъемлемой части жизни и с конкретным заказом. К тому времени прочла и Дюма, и Гюго, и Купера, и Майн Рида. Одного романа последнего в нашем собрании не оказалось. Пошла в библиотеку с трепетом, а там мне сказали: ты что, девочка, тебе еще рано, возьми Гайдара, прочтешь - перескажешь. Взяла, но читать не стала. Прочла и полюбила Гайдара только через много лет, мои дети и ученики в школе его тоже полюбили.

Комментарий: в библиотеке ко мне отнеслись не как к партнеру и личности, проявили идеологическую навязчивость. Сейчас библиотекари радуются и заявляют во всеуслышание: с нас сняли идеологию! Но те же библиотекари остались на тех же своих местах, и если они не случайные люди (каких очень много), и если они не превосходные люди и профессионалы, бескорыстные и доброжелательные (которые встречаются нередко, но не в большинстве), то они по-прежнему навязчивы, особенно в детских и школьных библиотеках. Идеологию сняли, форма общения и мероприятий осталась.

После первой попытки не обращалась в библиотеку до девятого класса. В девятом пошла за редким журналом в областную, в читальный зал. Паспорта у меня не было, но как любезно меня приняли! С тех пор пребывание в читалке стало для меня любимым, хоть никогда и не будничным делом. Там я чувствовала себя своей, но на празднике - как зритель в театре. Помню, как сидела напротив "Красного факела", где располагался читальный зал областной, до закрытия, клянчила книги на ночь. Там впервые прочла "Божественную комедию" Данте, "Кабалу святош" Булгакова. В читальный зал института приходила "жить" на целые дни - обложившись книгами, ощущала количественную радость, материальную, тяжелую и приятную, от их обилия на моем столе и "качества" прирастания к себе. А "проходной двор" Чеховского читального зала в Москве сравним с романтическим знакомством на улице. А уют московской же Театральной библиотеки, где читала "Глазами клоуна", Пруста! А вот большие, научные - не люблю. Просторно, холодно, час ждешь заказа. А теперь еще - час, а то и больше, ждешь свободного номерка в гардеробе, чтоб сдать пальто.

Комментарий: в этой связи гордые восклицания библиотечных работников о том, что эти очереди - показатель возросшей потребности читателей в книгах, выглядят насмешкой. Да не показатель это любви, а показатель нужды - многие студенты не находят в институтских библиотеках простейших учебников, не могут взять необходимую литературу на абонементах и идут за ней в ГПНТБ, а доктора наук, которым нужны уникальные издания, часами топчутся в очереди.

Когда нужно было перекантоваться после школы до института, с волнением пошла работать в библиотеку (тот самый случайный библиотекарь). Выдержала месяц. Старшая библиотекарша с длиннющими кровавыми ногтями и разноцветными перстнями на каждом пальце бесконечно читала морали (вовсе не идеологические, а вполне житейские). Была она тощая, великолепно одетая и холеная, несмотря на худобу. Когда она брала книгу, мне казалось, что она в нее сейчас вопьется, как вампир, и ногти сломаются - ощущала физическое отвращение, содрогание, как когда моя же учительница русского языка выделяла на доске огромную орфограмму, круша мел и собственные, такие же кровавые, ногти. Мои молоденькие товарки трещали о тряпках и любовных приключениях. Читатели крали книги и вырывали страницы.

Комментарий: сегодня, заходя в небольшие библиотеки, вижу тот же "кадровый" расклад.

И все же, все же - книги живут в библиотеках, вместе с ними живут великие тени. Ах, эти детские фантазии, оставившие след на всю жизнь: как будто бы ночью, когда здесь нет людей, вдруг раздается шелест, легкий смех, вздохи, беседы... Библиотеки, как музеи и театры, как храмы и кладбища, загадочны, в них нечто потустороннее - ощущение тлена жизни, смерти, но и ощущение вечности жизни. В них вспоминаешь о вечном, теряешь чувство преходящести, независимо от того - большая библиотека или крошечная. И библиотекарь, пусть он не дух библиотеки, как какой-нибудь Федоров, может быть по большому счету любым - даже и ничтожным, но, как священник, все равно - посредник в общении со святым.

На институтской практике в деревне в первые же дни после шока (предоставленная в интернате комната не отапливалась, и спали мы, студентки третьего курса, пока не добились человеческого жилья, в пальто, шапках и валенках) отправилась в библиотеку. В ней было много "Разгромов", два "Евгения Онегина", не было орфографических словарей, но было много интересного. Например, девственная "Игра в бисер" Германа Гессе. Впрочем, кто-то ее все же открывал: на титуле крупными корявыми буквами было написано "МУРА". На другой практике, в другой деревне, я попала на "чистку" фонда от устаревшей литературы. Спасибо библиотекарю, она не сожгла, а подарила мне несколько плотненьких, не читанных книг - почему-то здесь много лет хранилась восточная проза и философия.

Вернулась я на работу в библиотеку, теперь уже другую, через много лет. Спустилась в подземный Аид - в хранение ГПНТБ. Работа моя заключалась в том, чтобы очень быстро бегать, толкая перед собой тяжелую, груженую книгами тележку, очень быстро записывать данные взятых книг и отправлять их на громыхающем разваливающемся лифте наверх - к свету, в читальные залы. Через месяц, изрядно похудев и потеряв гемоглобина в крови, я стала худо-бедно справляться с нормой выдачи книг, которая поначалу казалась чудовищно невыполнимой. Читать я не успевала, но успевала просматривать, чувствовать, дышать книгами. Тогда я поняла, почему заказы читателей в этой огромной библиотеке выполняются так долго. Не только из-за огромности фонда. Но и из-за использования библиотекарей в роли грубой физической силы при недостатке автоматизации. Говорят, и сейчас на подземных этажах почти без изменений. А люди там работали и работают отзывчивые, интересные, интеллигентные.

Комментарий: в Европе и США месячная зарплата рядового библиотекаря в два раза выше стоимости компьютера, а у нас компьютер стоит две годовые зарплаты заведующего отделом.

Мои отношения с Библиотекой складывались сложно и лично. Складывались всю жизнь и до сих пор окончательно не сложились. Всякое бывало. Вот нашла книгу, которую поручала сдать, уезжая из города на три года, а ее не сдали, да и библиотека не искала. А в другой библиотеке стали с меня требовать книгу, которую я как раз сдала давным-давно.

Е. И. Кузьмин, начальник Управления по делам библиотек Министерства культуры РФ, сетует: "Условно говоря, житель Томска до сих пор не может получить в своей библиотеке сведений о мировой литературе". А моя личная и профессиональная проблема сегодня гораздо скромнее - найти библиотеку, где я могла бы брать на руки "Новый мир" и "Знамя". Хорошо бы еще "Октябрь". И вот решила я не просто ее найти, а поставить небольшой эксперимент: не идти прямо в областную, а обратиться во все библиотеки сплошняком, и не потрясая журналистским удостоверением, не заводя дружбу с библиотекарем, а просто так. В поисках обзвонила и обошла 47 библиотек. Понаслушалась разного - от доброжелательно-сочувственного до раздраженно-агрессивного. От про-фессиональных советов до беспомощного "не знаю ничего". В 16 библиотеках журналы есть, на абонементе они, как правило, выданы, да и не во всякой библиотеке они есть на абонементе. Записать меня могут только в библиотеки, естественно, моего района. Читать романы в читалке не всегда удобно, кое-где читалки закрыты на ремонт. Журналы во многих библиотеках, даже в читалке, - только за первое полугодие прошлого и нынешнего года (на второе полугодие денег на подписку не было) или только за первое полугодие прошлого. А вот второе полугодие нынешнего года - под вопросом почти везде. С гордостью отмечаю библиотеку профсоюза медработников, к которым не принадлежу, - они на два основных журнала уже подписались, как и областная библиотека.

Такая грустная моя личная статистика. Я-то, конечно, про себя знаю - мой роман с библиотекой, как и с литературой, не закончен. Я свои журналы прочту. Поднатужусь - посижу в областной или детской областной, что-то на абонементе выловлю. А вот многие ли новосибирцы, подобно мне, вынесут тяготы поисков и познакомятся с романами, выдвинутыми на Букер-96 (в основном - толстые журналы 1995 года), а впоследствии и на Букер-97? Многие ли дети (и не дети), обратившиеся в библиотеку впервые и встретившие категорический совет, что и как читать, или абсолютное равнодушие и неумение какой-либо совет дать, придут в библиотеку во второй раз?

Комментарий заключительный: это вопросы риторические, во всяком случае до тех пор, пока общественное мнение и государственные чиновники, а также сами библиотекари будут смотреть на библиотекаря как на подвижника. (А это - одна из "несущих" черт библиотекарского возвышенного стереотипа). Когда подвижничество заявляется как неотъемлемая часть служения конкретному делу, когда оно представляется само собой разумеющимся как массовое явление в этом деле и к нему относятся как к норме - ущербным становится не только отношение к делу, но и само дело. Привычка и поощрение подвижничества снимает ответственность с государства и общества (библиотекари все смогут сами), культивирует и воспитывает в библиотекарях черты, характерные для подвижников, - не только благородство и самоотверженность, но ограниченность, навязчивость, фанатизм пусть не идеи, но формы, чувство своей априорной правоты, напыщенность, часто отталкивающие читателей, особенно юных. Пусть юным читателям придется легче, чем мне, по-любить библиотеку. Пусть им придется ее полюбить с первой встречи, даже если они не родились с этой любовью. В далекой Америке, чьи джинсы нам стали тесны и над бездуховностью которой мы с легким превосходством иронизируем, каждый совершеннолетний городской житель ходит два раза в месяц в музей, раз в месяц - на симфонический концерт и раз - в библиотеку не за книгами (за книгами чаще), а за живым общением - на диспуты, обсуждения современной литературы, встречи с писателями. У них, видимо, стереотип другой: библиотека - это не хранилище культуры, а часть культурной жизни, библиотекарь - это не хранитель, отпускающий по весу и вкусу, часто своему, а собеседник, живой, как и читатель. Пусть у нас будет так. Пусть на смену идеологии коммунистической придет идеология жизни и сломает мертвые, хоть и возвышенные представления и отношения.

Анна ЛАПИНА