Миp искусства

9 ИЮЛЯ поздно ночью позвонили друзья и сообщили, что Сергей Курехин умер...

Первую весть о его нездоровье я получил еще в апреле, когда делегация питерских деятелей культуры на праздновании 60-летия Томской филармонии сообщила, что Сергей лежит в реанимации с сердцем. Ну что ж, болезни сердца, к сожалению, лидируют, инфаркты молодеют, и у лиц творческих они так часты. Ладно, подумал я, все образуется, Санкт-Петербург - город, где медицина сильна. Но уже летом, на фестивале "Свинг белой ночи" во время концерта, сбор от которого должен был поступить на его лечение, друзья сообщили диагноз - саркома сердца! Обладая суммой медицинских знаний, я уже тогда понял, что это приговор и шансов - один из тысяч. Могла временно удлинить жизнь только пересадка сердца, проблематичность которой в России очевидна. И уже в Москве мне сообщили, что процесс запущен и катастрофа неминуема.

Судьба безжалостна к артистам джаза, да простят меня все остальные люди искусства, но у джазменов она так часто трагична... В этом году от пустяковой операции на коленном мениске умер величайший, не знавший себе равных саксофонист Джерри Маллиган. Зимой же, покинутый и забытый всеми, практически под забором замерз легендарный композитор и руководитель джазов 60-70-х годов Вадим Людвиковский. Весной ушел в иной мир человек, который джазом сделал больше, чем все ЦРУ в целом, - Уиллис Канновер. Ранним летом мир лишился своей королевы джаза - Эллы Фитцджеральд...

И Сергей Курехин, музыкант, композитор, неистовый затейник, в расцвете лет, таланта и мастерства...

Впервые я увидел, услышал и играл с ним в мае 1978 года, когда его, двадцатисемилетнего, совсем еще неоперившегося пианиста, привез в Куйбышев на фестиваль Анатолий Вапиров. Будучи известным в мире рок-музыки, он вошел в советский джазовый авангард смело и стремительно. Учить его не надо было, а все новое он хватал на лету. Он не бросал рок-музыку, и его проекты с Борисом Гребенщиковым уже нашли достойное место в истории отечественной поп-культуры. В джазе он примыкал к новому крылу реформаторов, и хотя многие, особенно в родном Питере, его за это недолюбливали, он, не обращая внимания на традиционалистов, уверенно стремился вперед.

1981 год. Громадный фестиваль в Ярославле, где мы делаем самый спорный ансамбль, куда вошли тогда еще молоденькие и малоизвестные Бутман, Вишняускас, Лабутис, Александров. В этом же году мы трижды встречались на фестивалях в Питере, Красноярске и Москве.

С 1983 года, когда вернулся Анатолий Вапиров, Курехин организует некое новое джазовое братство, куда примкнули Иварс Галениекс, Валентина Пономарева, Игорь Бутман и автор этих строк. И с этого времени практически пять лет наши пути пересекались каждый год не один раз. Мы кочевали из города в город, были моменты, когда приходилось укрываться одним одеялом, играли сложную и малопонятную музыку, вызывали споры и порой скандалы. Это было чудное время, когда российский джазовый музыкант был самой свободной личностью. Помню под осенним дождем тосты под шампанское на берегу Саяно-Шушенского водохранилища, где мы провозглашали примат неограниченного импровизационного джаза. Помню пыльные студии "Мелодии" и накал страстей при записях с Чекасиным, Молокоедовым, Пономаревой. Помню бессонные ночи в аэропортах Сибири, таинственные операции по передаче звукозаписей в Англию, где наша музыка стала впервые издаваться...

Он, не расставаясь с джазом, продолжал активно музицировать и сочинять музыку, а также стал лидером целой эпохи музыкального перформенса "Популярная механика", эстетику и сущность которой еще предстоит изучать.

Его джазовое наследие, слава Богу, осталось зафиксированным. Около десяти альбомов, вышедших в России и Англии, достаточно убедительно представляют вам его талант. Если говорить строго, то Сергей был прежде всего уникальным сольным пианистом и изобретательным композитором. Я, к сожалению, мало знаком с его музыкой для фильмов, театральных постановок, мюзиклов, но знаю, как много нереализованных мелодий и его музыкальных драм осталось где-то в лабиринтах прошлого...

Можно написать роман, и не только одному мне, о том, каким он был человеком. Его музыка, его постановки, музыкальные театры, актерские работы в кино, общественная жизнь несли печать гениальности и муки невозможности реализации идей. Разговаривать о чем-либо серьезно с ним было невозможно, шла ли речь о Геродоте, Арчи Шеппе, проблемах цветения кактусов или политике. Но при этом сквозь постоянный едкий юмор, вечную насмешку над нами и самим собой, сквозь шабаш ленинградских тусовок всегда были видны кристальный ум, философский рационализм и тонкая ранимая душа. Он был вождем не только питерского художественного авангарда, но и символом той предреформаторской эпохи в истории России, которая привела к реалиям сегодняшнего дня.

И чтобы ни говорили критики, недруги и обыватели-завистники, место в Пантеоне Славы российской музыкальной культуры господину Курехину обеспечено!

Мы будем тебя помнить вечно, пока живы сами...

Сергей БЕЛИЧЕНКО, специально для "Новой Сибири"