Миp искусства

АВТОРЫ последних развлекательных премьер московских театров продемонстрировали особую озабоченность вопросом открытия Америки. Не в переносном смысле, а в буквальном - географическом. Казалось бы, гуманизация образа заокеанских братьев стала принадлежностью истории отечественной "мюзик-холльной" развлекухи конца 80-х. Ан нет! Знаменитые столичные сцены реанимируют жвачечную мифологию радужных Штатов, увиденных сквозь линзы попсового постсоветского сознания.
Театру оперетты эстетические трюки, от которых разит нафталином, похоже, на роду написаны. Не случайно проспекты этого заведения изобилуют такими вот горделивыми сентенциями: "В советской Москве этот театр производил впечатление заповедника отживших вкусов и разоблаченных нравов. В самом деле, по улицам ходили бедно и скучно одетые люди "эпохи Москвошвея", а на сцену Театра оперетты выпархивали декольтированные дивы в шелках и перьях, элегантным "степом" выходили господа во фраках и в цилиндрах, с моноклями и с бутоньерками в петлицах". В эпоху "Райфла" и южнокорейского спортивного костюма ничего не изменилось: программная затхлость законсервированных культурных закусок остается в силе. Последней бомбой, громыхнувшей на сцене театра, чьи цены на билеты перекрывает разве что Ленком, оказалось музыкальное представление "Сибирские янки". Отчасти его справедливо именовать российско-американской копродукцией, хотя к созданию самого сценического шоу заокеанская сторона рук не прилагала. Традиции мюзикла постигались исключительно московскими опереточными умищами Эдуарда Ливнева (постановка и авторизированный перевод), Юлия Взорова (музыка) и Эльмара Абусалимова (аранжировка). Но саму историю, как утверждается, выдумал натуральный американец Айвин Хоук (либретто), а появление оной на российской сцене проспонсировала знаменитая куревопроизводящая компания "Филип Моррис".

Участие последней в каком-нибудь эмигрантском проекте на Брайтон-Бич, с таким же упорством пропагандирующем прелести интеграции переселенцев из России в систему ценностей законопослушной Америки, выглядело бы более логичным. Чудесный просветительский урок можно было бы задать брайтонской "русской мафии". Посудите сами: какой психически здоровый выходец из Ростова-папы или любого, даже менее ушлого, российского города отнесет в полицию мешок с десятью миллионами долларов, вынесенных несколько минут назад из банка неизвестными налетчиками, но уплывших у них из рук и в центре Нью-Йорка упавших в автомобиль героя, как манна небесная, по воле неведомых высших сил? А вот герой Московской оперетты, эмигрант "третьей волны", писатель Юрий (В. Богаченко), немного поломавшись, денежки возвращает. Да еще и убеждает вошедшего в долю новоприбывшего Сеню, казавшегося за минуту до этого клиническим прагматиком, вернуть и свою часть. На подобный порыв благородства сподвигла Юрия, прозябающего без любимой работы и промышляющего на улицах Нью-Йорка частным извозом, Муза (это не имя дамы-эмигрантки, а профессия призрака в обличии пышнотелой девицы - актрисы Е. Зайцевой, - вот уже много сотен лет опекающей разномастных творцов во всех концах Земли). Она предлагает герою купить творческий успех за океаном ценой совершения двух большущих глупостей: Юрий должен беззаветно верить в чудо и жить в жестоком мире чистогана абсолютно честно. Писатель стенает о том, что искусство в современном мире умерло (и этот тезис блестяще иллюстрируется всем строем самого спектакля), но завоевать прижизненную славу в логове масскульта все же жаждет. И, следуя советам музы, завоевывает-таки ее, яростно убеждая нас своим поведением в справедливости идеи, оплаченной деньгами знаменитой американской корпорации: русские писатели нашего времени по большей части полные идиоты. В финале вместе с Юрием профессиональный успех празднуют и его кореша-соотечественники: кто гениальную картину написал, кто - симфонию, кто собственную фирму открыл. Со сцены глядят счастливые Форресты Гампы (то бишь дебилы с социальными перспективами) - стопроцентные уже американцы российского происхождения. Из зала на них глядят Форресты Гампы несчастные (дебилы с перспективой глотать такого сорта зрелища).

Надо сказать, что в биографиях персонажей ни разу не мелькает названия ни одного сибирского города, а потому словосочетание "Сибирские янки" в афише вызывает вопросы. Тут не столько за державу обидно, сколько за "малую родину", принадлежность к которой неизбежно предстоит ощущать в любой точке земного шара.

Придурковатый сюжет спектакля достоин большего внимания, нежели сама его опереточная версия, представляющая собой классический пример того убойного жанра, который неизбежно сопряжен с прямо-таки тоталитарной безвкусицей, терроризирующей подавляющую часть отечественных театров оперетты вне зависимости от того, какая эпоха на дворе - "Москвошвея" или чего-то другого.

Вопрос о том, что вреднее употреблять: непосредственно продукцию "Филип Моррис" или спонсируемые компанией зрелища, представляется в данном случае некорректным. Бесспорно одно: "филипморрисовская" никотиновая отрава заметно качественнее "филипморрисовской" отравы эстетической. В особенности тот, крепкий, мужской "Филип Моррис", упакованный в желтые пачки и являющийся одним из немногих "честных" заокеанских товаров, которых в России днем с огнем не сыщешь.

Сюжет спектакля "Дорога в Нью-Йорк" (пьеса Леонида Малюгина по мотивам киносценария Роберта Рискина "Ночной автобус"), премьера которого прошла в Театре на Малой Бронной, в своей одномерности, неизобретательности соседствует с сюжетом, образующим историю самого этого театра в "постэфросовскую" эпоху.

Все-таки жаль, что великий режиссер Анатолий Эфрос не успел при жизни отсоветовать одному из своих лучших артистов Льву Дурову ставить спектакли. Дал бы авторитетный совет - глядишь, это возымело бы действие. Но в жизни "склалось" по-другому, и вот уже много лет Дуров ставит. На сей раз и он проложил свою дорогу в Нью-Йорк, и тоже в музыкальном жанре. Тут - история служителя "литературы на бегу", репортера Питера Уорна, повстречавшего в пути Элли Эндрюс - дочь филадельфийского магната-миллиардера, сбежавшую от папаши к своему возлюбленному в Нью-Йорк. По дороге туда Питер, задумывавший поначалу всего лишь сделать сенсационный репортаж об этой встрече, влюбляется в девицу, а та - в него. В результате лузер-журналистишка, которого уже вышибли из родной редакции, тотчас становится совладельцем гигантского состояния. Восторженно рычит со сцены на "живом" саксе как бы джаз. Все в экстазе. Весело в некогда интереснейшем театре столицы, превратившемся в легенду благодаря тому, что здесь работал Эфрос. К слову, дочурку миллиардера играет дочурка постановщика, далеко уже не первой молодости дама, Екатерина Дурова, а Питера - один из самых обнадеживавших молодых артистов театральной Москвы начала 80-х Олег Вавилов, игравший в свое время у Эфроса в "Месяце в деревне", втором варианте "Трех сестер" и других спектаклях. Замечательный родственный альянс, великолепные дивиденды! "Дорога в Нью-Йорк", по существу, - трагифарсовый пример того, как, не выходя за двери собственного театра, можно с течением времени "эмигрировать" из театральной сказки на Садовом кольце в Мухосранск туповатых сусальных прибауток.

Вероятно, есть все же ответ на приведенный выше вопрос о том, причем же здесь "сибирские" янки. Пожалуй, в этом словосочетании содержится некая универсальная характеристика того типа художественного (и не только) мышления, который предъявляют нам некоторые столичные театральные деятели, отпаивающие зрителя диковатым коктейлем из псевдобродвейской эстетики и провинциальных придумок, достойных сцены сельского клуба посередине тайги. С их "внутренним сюжетом" вроде бы все ясно. Однако остаются еще сюжеты формальные. Что вызывает к жизни на московских сценах эти "позитивистские" истории о том, что за бугром тоже можно отлично существовать, пришедшие на смену классическим диссидентским рассуждениям о том, что отлично существовать можно только за бугром? Отчего почти повальную сценическую тягу к дурно понятой сексапильности вдруг сменяет тяга к "саксессапильности" чужестранного бытия? Признаемся, остается предположить, что некоторые театры в формировании своей репертуарной политики руководствуются уверениями народного полити-ческого артиста России Жириновского о том, что в стране подчистую раскуплены все авиа- и железнодорожные билеты на все зарубежные направления, поскольку якобы интеллигенция готовится к массовому исходу на случай форс-мажорного итога июньских президентских выборов. Авторы спектаклей, о которых мы ведем речь, решили, по-видимому, как-то подбодрить "сидящую на чемоданах" публику: "И в зарубежье не пропадете, удача как-нибудь да свалится на вас!" Что ж, вероятно, упорные слухи о стремительной деполитизации традиционно политизированного российского театра оказались преждевременными. Только на сей раз выстрел, похоже, пришелся мимо цели. Возьмем на себя смелость твердо засвидетельствовать, что билеты за рубеж по-прежнему доступны в кассах авиакомпаний, и остается их там никак не меньше, чем билетов на терапевтические зрелища в кассах театров. И то верно: к чему рваться в другие страны? Там сценическое искусство пребывает в еще более глубоком кризисе. Хотя уж кого-кого, а подлинных ценителей этого искусства творцы-соотечественники прямо-таки подталкивают к поиску если не хлеба, то зрелищ где-нибудь в заморских землях.

Арсений СУХОВЕРХОВ, "Новая Сибирь"