Гражданская оборона

Сергей Кортунов, 

консультант помощника президента Российской Федерации по национальной безопасности

 

 

Как известно, в конце января американский Сенат дал согласие" на ратификацию Договора СНВ-2. Ратификация сопровождена рядом оговорок. Сенаторы, в частности, заявили, что ключевым элементом стратегии США в условиях глубоких сокращений СНВ должна стать система ПРО; оговорена также возможность выхода США из Договора СНВ-2, если какое-либо государство (кроме России) существенно продвинется в создании ракетно-ядерных средств. Очевиден внутриполитический замысел этого шага. Хорошо зная сдержанное отношение российских законодателей к Договору СНВ-2, республиканское большинство Сената намеренно ставит президента Билла Клинтона в сложное положение: затягивание или срыв ратификации Договора Россией затруднит его предвыборную кампанию.

 

В то же время республиканский Конгресс взял прямой курс на взлом Договора по ПРО. Причем его правое крыло призывает США незамедлительно выйти из него и приступить к строительству и развертыванию систем ПРО, по существу не обращая внимания на негативную реакцию России и ряда других стран. Умеренные республиканцы собираются предложить России провести переговоры (вне политического консультативного комитета) о пересмотре Договора по ПРО или, по крайней мере, замене его Протокола от 1974 г. (разрешающего каждой из сторон иметь по одному району ПРО) на другой протокол, который разрешал бы иметь до 5-6 позиционных районов ПРО с 500-600 перехватчиками соответственно; и выйти из Договора лишь в том случае, если Россия от этого откажется. Однако и те, и другие решительно настроены на пересмотр Договора.

 

Претендент на пост президента США от республиканской партии Роберт Доул заявляет, что Договор 1972 г. не должен создавать какие-либо преграды на пути реализации программ ПРО, поскольку является пережитком эпохи холодной войны и его соблюдение "нельзя превращать в краеугольный камень политики США в области национальной безопасности". Сторонники выделения значительных финансовых средств на национальную ПРО аргументируют свои требования необходимостью "защиты Америки от ракетной угрозы со стороны враждебных государств с авторитарными режимами" (имеются в виду Ирак, Иран, Ливия, Северная Корея). Данная линия только что подкреплена инициативой сенатора Джесси Хелмса, предложившего законопроект о выходе США из Договора по ПРО.

 

Президенту Клинтону пока удается сдерживать приверженцев создания стратегической ПРО, но, видимо, администрация все-таки будет вынуждена пойти на некоторые уступки в данном вопросе. К этому ее подталкивают те обстоятельства, что Соединенные Штаты зашли весьма далеко в разработке концептуальных и технологических основ стратегической ПРО и общая сумма ассигнований, предусмотренных в военном бюджете 1996 г. на цели противоракетной обороны (3,4 млрд. долларов), включает затраты на развитие стратегической ПРО.

 

Вопрос о возможном военно-техническом взаимодействии США с Россией в реализации проектов противоракетной обороны американцы обходят молчанием, что свидетельствует об их нежелании допустить Российскую Федерацию к участию в перспективных высокотехнологических разработках.

 

Все это порождает вопросы и сомнения наших законодателей относительно того, так ли необходима ратификация Договора СНВ-2. Конечно, Договор СНВ-2 не идеален, и в его адрес раздается немало справедливых критических замечаний. Специалисты, участвовавшие в его подготовке, помнят, в какой спешке это проходило. Проигравшей на выборах в 1992 г. администрации Джорджа Буша нужно было во что бы то ни стало заключить этот Договор до своего ухода с тем, чтобы не оставить лавров демократам. Российская же дипломатия в 1992 г. без особых возражений подчинялась старшему партнеру. Свою роковую роль сыграл и тот факт, что кое-кому в российском правительстве тогда нужен был видимый внешнеполитический успех для отчета Президенту и, соответственно, сохранения своего кресла.

 

В результате Договор оказался половинчатый: он не оправдал тех надежд, которые на его возлагались политиками и экспертами обеих стран, прежде всего России. Не решил он и основной массы тех проблем, которые остались вне рамок Договора СНВ-1. Наконец, он был внесен в парламент на ратификацию в условиях, когда Минобороны не разработало программы развития стратегических ядерных сил хотя бы на несколько лет вперед с учетом обязательств России по Договору.

 

Тем не менее ратификация Договора СНВ-2 необходима. Спасти ратификацию можно, если сопроводить ее рядом дополнительных условий (или поправок), в том числе:

 

- заявлением о необходимости неукоснительного соблюдения сторонами всех положений Договора по ПРО в том виде, как он был подписан в 1972 г.;

 

- переносом срока завершения сокращений по Договору с начала 2003 г. на начало 2006 г. (поскольку срок действия Договора СНВ-1, после которого начинается действие СНВ-2, сместился на три года);

 

- исключением возможности ускорения темпов сокращения СНВ;

 

- оговоркой о невозможности для России соблюдения отдельных положений Договора СНВ-1, ограничивающих повышение забрасываемого веса модернизируемых МБР, в случае отсутствия согласованных решений по разграничению стратегической и нестратегической ПРО;

 

- отказом от одностороннего обязательства не выводить боевые железнодорожные ракетные комплексы на маршруты патрулирования в случае расширения НАТО на Восток;

 

- заявлением - со ссылкой на имеющиеся обязательства России и США - о необходимости незамедлительного возобновления переговоров о дальнейшем существенном сокращении СНВ и укреплении стратегической стабильности, в ходе которых должны быть выработаны меры по повышению эффективности и устойчивости уже заключенных соглашений (в частности, по доработке процедур переоборудования существующих МБР и БРПЛ с целью сокращения на этих ракетах количества боезарядов, а также процедур переориентирования тяжелых бомбардировщиков для выполнения неядерных задач);

 

- заявлением о приоритетности в последующих российско-американских договоренностях мер по ограничению ядерных вооружений морского базирования (стратегических и средней дальности).

 

Как бы то ни было, но неясность перспективных позиций США в отношении Договора по ПРО, с одной стороны, и ряд невыгодных для России положений Договора СНВ-2, с другой, породили немало вопросов не только о соответствии этого документа национальной безопасности России и его адекватности международно-политическим реалиям, но и о перспективах как двустороннего, так и многостороннего ядерного разоружения, оптимальной модели стратегических взаимоотношений между Россией и США в предстоящие годы и даже десятилетия, а также о формирующейся ядерной стратегии и политике России.

 

При ответе на эти вопросы следовало бы, как представляется, исходить из целого ряда основополагающих положений.

 

Первое. Для России на обозримый период жизненно необходимо сохранение статуса ядерной державы - не только для обеспечения безопасности и суверенитета, но и с точки зрения сохранения роли и места в иерархии международных отношений. В этой связи Россия не будет в ближайшие десятилетия ставить вопрос о полном ядерном разоружении даже на взаимной и всеобщей основе.

 

Второе. Оптимальным вариантом ядерной стратегии России на текущий момент является вариант неагрессивного, ненаступательного и непровоцирующего (можно даже сказать дружественного), но вместе с тем правдоподобного (credible) сдерживания, ориентированного не только в сторону США, а по всем азимутам - своего рода российская вариация классической французской голлистской доктрины разубеждения (desuasion) в противовес американской доктрине сдерживания путем устрашения (deterrence).

 

Третье. Для обеспечения эффективности такой стратегии ядерные силы, унаследованные Россией от СССР, не подходят: они избыточны в количественном и неадекватны в структурно-организационном отношении. Будучи изначально основанными на многократно завышенных критериях неприемлемого ущерба, они не соответствуют реальностям, сложившимся в мире после окончания холодной войны (то же самое можно сказать и о ядерных силах всех других ядерных держав).

 

Четвертое. В политическом плане для эффективного разубеждения США Россия на данном этапе не нуждается в обеспечении военно-стратегического паритета - будь то по количественному и качественному равенству в стратегических ядерных вооружениях или по равенству их боевых возможностей. Исходя из элементарной человеческой логики и здравого смысла, даже многократное превосходство США в ядерных средствах в обозримый период - разумеется, при сохранении Россией гарантированной способности к ответному удару - не устранит в отношениях двух стран состояния ядерной взаимозависимости, которое означает равно неприемлемую для обеих сторон перспективу обмена ядерными ударами. Вместе с тем, реальность уже сложившихся стратегических взаимоотношениях между Россией и США, представления обеих сторон о стратегической стабильности требуют рассмотрения состояния взаимной безопасности сторон не только в категориях логики и здравого смысла, но и в категориях военного ядерного баланса. В противном случае отпала бы необходимость в договорах об ограничении и взаимном сокращении стратегических ядерных вооружений.

 

Пятое. США, вероятно, и в дальнейшем будут стремиться обеспечить себе возможность создания как тактических, так в перспективе и стратегических систем ПРО - даже ценой слома Договора 1972 г. Нынешняя позиция республиканского большинства Конгресса США - это заявка весьма влиятельных американских кругов на военно-технологическое лидерство США в XXI веке. И хотя администрация США пока отмежевывается от этой позиции Конгресса (в основном из тактических соображений - ей необходимо обеспечить ратификацию российским парламентом Договора СНВ-2), ей вряд ли удастся сдержать напор этих кругов в ближайшем будущем - даже если Билл Клинтон пройдет на второй срок. В то же время американцы не смогут так просто выйти из Договора по ПРО или нарушить его в одностороннем порядке: политическая цена таких действий - и с точки зрения развития двусторонних отношений с Россией и в международном плане в целом - будет чрезвычайно высока. В этих условиях они предпочтут избавиться от связывающих их обязательств по Договору путем переговоров с Россией. Россия, также как Франция и Китай, жизненно заинтересована в незыблемости Договора по ПРО. Развертывание США системы ПРО территории всей страны - пусть даже тонкой - системы ПРО объективно вело бы к частичному обесценению ядерных сил других ядерных держав и закрепляло бы за США господствующее положение в иерархии международных отношений.

 

Шестое. Возможное создание систем ПРО затрагивает не только судьбу Договора 1972 г. Если под давлением Конгресса администрация Клинтона будет вынуждена пойти на нарушение Договора, может быть взорван весь режим ограничения и сокращения ядерных вооружений, что в свою очередь приведет к серьезнейшему обострению российско-американских отношений. Пока Россия и США не вышли за пределы той модели стратегических взаимоотношений, которая определяется взаимным ядерным сдерживанием, Договор по ПРО остается краеугольным камнем стратегической стабильности. В то же время уместно напомнить, что у России и США имеется формальная основа для продолжения переговоров о стратегической стабильности и дальнейших сокращениях СНВ, в контексте которых, разумеется, могут обсуждаться и вопросы ПРО. Это целый ряд совместных заявлений - от 8 января 1985 г., от 10 декабря 1987 г. и, наконец, от 1 июня 1990 г. В последнем из них наряду с целью проведения дальнейших переговоров ставилась задача укрепления стратегической стабильности через принятие целого ряда конкретных мер. В ходе таких переговоров можно было бы обсудить самые радикальные меры - о достижении уровня минимального ядерного сдерживания, а также вопрос о новой и соответствующей философии партнерства модели отношений между двумя странами, выходящей за пределы традиционного взаимного ядерного сдерживания.

 

Седьмое. Ясно, что модель взаимного ядерного сдерживания, заложенная в Договоры по ПРО, СНВ-1 и СНВ-2, не является моделью взаимоотношений сторон, призванной служить целям подлинного партнерства. Несмотря на предусмотренные ими глубокие сокращения вооружений, она отражает логику холодной войны, когда СССР и США были своего рода заложниками ядерных потенциалов друг друга. Ликвидация тяжелых ракет СС-18, составляющая существо Договора СНВ-2, имела большой смысл именно в условиях враждебной модели ядерного сдерживания, но никак не в эпоху партнерства.

 

Если бы Россия и США не обладали уже десятками тысяч ядерных боезарядов и тысячами ракет, они, конечно, не стали бы сейчас их создавать. Естественно, невозможно преодолеть этот парадокс - по крайней мере в ближайшие десятилетия - путем уничтожения ядерного оружия. Однако существенная реорганизация остающихся ядерных сил может стать вполне реалистичной и важной целью российско-американского партнерства. Отношения между Францией и Великобританией в ядерной области служат наглядным примером того, как две соседние ядерные державы с примерно равными потенциалами мирно сосуществуют, не вызывая взаимных опасений внезапного нападения. Поэтому главная задача российско-американских отношений на предстоящие годы - добиваться устранения несоответствия между провозглашенным стратегическим партнерством и сохранением модели взаимного ядерного сдерживания, а в перспективе - достижения дозированной взаимной управляемости военных потенциалов, т.е. оказания взаимного влияния на направление оборонных усилий обеих сторон на ранних этапах принятия политических решений.

 

Восьмое. Маловероятно, что КНР, Франция и Великобритания присоединятся в ближайшее годы к усилиям России и США по сокращению ядерных арсеналов. Эти страны однако будут участвовать в режиме нераспространения ядерного оружия, разрабатываемой Конвенции о прекращении производства расщепляющихся материалов для целей его создания и подготавливаемом Договоре о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний, а также других многосторонних соглашениях, связанных с ядерным оружием. Вероятно, эти страны можно такжепобудить соблюдать сдержанность в наращивании и совершенствовании своего ядерного оружия (в идеале - ядерное замораживание). Тем не менее ядерное разоружение и переговоры о нем, в обозримой перспективе будут носить двусторонний характер. Это значит, что России прдется учитывать в ходе таких переговоров ядерные арсеналы союзников США. У нее таких союзников, как известно, нет.

 

На фоне всех вышеперечисленных соображений Договор СНВ-2 предстает как важный, но относительно скромный шаг на пути движения к модели стратегических взаимоотношений России и США, соответствующей философии партнерства, и его взвешенная и объективная оценка может быть дана лишь в широком контексте выраженного ранее намерения России и США предпринять дальнейшие сокращения стратегических ядерных арсеналов, для которых он создает необходимые предпосылки. При всех различиях в оценках Договора вряд ли можно ставить под сомнение, что он станет крупной вехой как в истории ограничения ядерных вооружений, так и в отношениях между Россией и США. Являясь результатом признания обеими сторонами их особой ответственности за уменьшение опасности возникновения ядерной войны, укрепление стратегической стабильности, упрочение мира и международной безопасности, Договор означает поворотный пункт в российско-американских усилиях в области ограничения вооружений, ориентируя их на установление отношений, характеризующихся большей рациональностью, открытостью, сотрудничеством, предсказуемостью и стабильностью.

 

В более широком политическом плане Договор является символом формирования нового характера российско-американского взаимодействия. Как сам факт крупномасштабных ограничений и сокращений ядерной мощи, так и заложенный в Договоре разветвленный механизм контроля будут способствовать внедрению в российско-американские отношения беспрецедентных стандартов доверия и открытости, создавать предпосылки как для коренной переоценки характера военной угрозы, так и для разрешения возникающих конфликтных ситуаций исключительно политическими средствами.

 

Критики Договора должны признать, что в результате осуществления предусмотренных в нем сокращений при любых возможных структурах СНВ - в условиях сохранения Договора по ПРО - безопасность России будет обеспечена в полной мере. Запас прочности ядерных потенциалов не оставляет сомнений в том, что при любом гипотетическом варианте нападения каждая из сторон сохранит достаточный арсенал средств для нанесения неприемлемого удара возмездия, разрушающего военно-экономическую структуру другой стороны. Это позволяет характеризовать стратегическую ситуацию в целом как стабильную, обеспечивающую достаточно надежное взаимное ядерное сдерживание.

 

Вместе с тем Договор, разумеется, нуждается в более глубокой оценке, лежащей за пределами традиционных представлений о военно-стратегическом балансе. Выйти за эти пределы не так просто как кажется, особенно специалистам, которые принимали непосредственное участие в выработке Договора. И тем не менее сделать это необходимо. В противном случае может быть упущена основная цель и перспектива переговоров по ядерным и космическим вооружениям. А эта цель была определена в совместном заявлении от 8 января 1985 г. следующим образом: "Выработка эффективных договоренностей, направленных на предотвращение гонки вооружений в космосе и ее прекращение на Земле, на ограничение и сокращение ядерных вооружений, на укрепление стратегической стабильности... В конечном итоге, по мнению сторон, предстоящие переговоры, как и вообще усилия в области ограничения и сокращения вооружений, должны привести к ликвидации ядерного оружия полностью и повсюду".

 

В плане реального движения к этой цели Договор, конечно, весьма скромный шаг, тем более, что предусмотренные в нем сокращения СНВ (и прежде всего СНВ США) носят весьма условный характер: ни ядерные боезаряды, ни основная масса снимаемых с вооружения ракет не подлежат физической ликвидации, хотя они и будут выведены из боевого состава. Кроме того, в соответствии с этим Договором США и Россия имеют потенциальные возможности оперативного увеличения числа ядерных боезарядов на развернутых носителях. Так, положения Договора СНВ-2 предоставляют американской стороне потенциальную возможность в кратчайшие сроки восстановить на стратегических носителях более 4,5 тыс. ядерных боезарядов в дополнение к 3-3,5 тыс., которыми стороны могут располагать после сокращений. Россия, если бы она захотела сделать то же самое, по условиям Договора не смогла бы нарастить тем же путем потенциал более чем на 900 зарядов. Так или иначе, но после осуществления Договора СНВ-2 в арсеналах сторон останется колоссальный избыток ядерной мощи, многократно превышающий все мыслимые критерии разумной достаточности для того, чтобы удерживать друг друга от нападения угрозой ответного удара. Иными словами, Договор не только не выведет стратегические взаимоотношения сторон за пределы взаимного ядерного сдерживания, но и не ограничит их ядерные потенциалы уровнем минимального ядерного сдерживания.

 

Могут сказать, что Договор СНВ-2 дополняется соответствующей декларацией о ненацеливании ракет США и России на объекты, расположенные на их территории. Как известно, такая договоренность имеется и между Россией и Великобританией. Однако детальный анализ декларации о ненацеливании показывает, что они носят исключительно политический характер. В техническом же плане ненацеливание ракет на объекты другой стороны не требует какой-либо переделки современных систем боевого управления стратегическим ядерным оружием и дополнительных затрат времени. За ним к тому же невозможно установить какой-либо контроль.

 

Планируемые в соответствии с Договором сокращения СНВ (если отвлечься от предусмотренных в нем мер контроля, открытости и предсказуемости) вряд ли можно расценить как кардинальный сдвиг в направлении создания действительно стабильных стратегических взаимоотношений России и США даже в рамках модели взаимного ядерного сдерживания.

 

Договор программирует для обеих сторон ликвидацию большого количества устаревших вооружений, гарантийный срок службы которых так или иначе истекает. Но в то же время Договор не ограничивает рамок модернизации СНВ, придания потенциалам сторон принципиально новых противосиловых возможностей. Не перекрывает он и возможности технологического прорыва на каком-либо новом направлении развития военной техники, способного оказать существенное дестабилизирующее воздействие на стратегическую ситуацию. Нельзя сбрасывать со счетов и вполне реальную перспективу ускоренного развития высокоточных неядерных вооружений стратегической дальности, в том числе за счет допускаемого переоборудования тяжелых стратегических бомбардировщиков. Все эти нерешенные проблемы будут постоянно питать озабоченности сторон, и если Договор не будет подкреплен следующим этапом переговоров (СНВ-3), политический капитал, накопленный в процессе его подготовки, может быть быстро исчерпан.

 

Но главное даже не в этом. Фактически в Договоре отражено стремление обеих сторон обеспечить себе способность равного ущерба в ядерной войне, которая сегодня представляется крайне маловероятной. Иными словами, в нем закреплена негативная парадигма стратегических взаимоотношений, которая выстраивалась, исходя из наихудшего возможного варианта развития событий.

 

В этом плане Договор представляет собой не более чем фундамент, нулевой цикл для строительства стабильных отношений между Россией и США, замены негативной парадигмы на позитивную парадигму стратегического взаимодействия. И его основная ценность заключается в том, что он создает условия для следующего этапа ядерного разоружения, который должен если не обеспечить, то приблизить достижение главной цели переговоров, как она сформулирована в январском (1985 г.) совместном советско-американском заявлении.

 

Разумеется, нереалистично ожидать, что следующий этап российско-американских переговоров приведет к полной ликвидации СНВ. Опора на ядерное сдерживание, по всей вероятности, еще долго будет лежать в основе политики безопасности обеих стран. Россия, как и США, не сможет игнорировать ни существования других ядерных держав, ни опасности дальнейшего распространения ядерного оружия: не менее десятка стран имеют возможности его создания в короткие сроки. К этому следует прибавить и колоссальную инерцию функционирования ядерной военной машины: конечно, в одночасье она ликвидирована не может быть, и более того, будет стремиться к самовоспроизводству.

 

В этой связи реалистичной целью следующего этапа ядерного разоружения должно, видимо, стать не полное преодоление ядерного сдерживания (что означало бы полную перестройку существующей системы международных отношений со всеми ее проблемами и противоречиями), а достижение уровня минимального ядерного сдерживания.

 

Не следует недооценивать трудность достижения этой цели. На первый взгляд, ее решение кажется возможным прежде всего за счет сокращения явно избыточного запаса ядерных вооружений. Однако такое сокращение потребует рассмотрения и многих других проблем, определяющих стратегическую стабильность. Например, переход к минимальному сдерживанию без принятия решительных мер по повышению живучести носителей ядерного оружия явился бы дестабилизирующим фактором, поскольку мог бы ослабить потенциал ответного удара. Дело в том, что при низком уровне ядерного сдерживания возрастает значение фактора уязвимости СНВ даже от обычных средств поражения. Кроме того, по мере снижения уровня стратегического противостояния России и США объективно повышается роль стратегических потенциалов третьих ядерных держав, равно как и нестратегических ядерных вооружений. Придется учитывать и целый ряд других факторов.

 

Вообще на этапе движения к минимальному сдерживанию количественное сокращение ядерных вооружений, разумеется, не должно быть самоцелью. Ведь главный смысл договоренностей в области разоружения - это не просто уменьшение количества оружия, а снижение угрозы его применения. В этом плане на этапе СНВ-3 большое значение будут иметь договоренности о мерах доверия и предсказуемости в военно-стратегической области, которые в контексте радикальных сокращений СНВ и оптимизации структур стратегических потенциалов должны привести к решению основной задачи следующего этапа переговоров - обеспечению стратегической стабильности.

 

Под стратегической стабильностью понимается относительное равновесие ядерных сил сторон, характеризующееся устойчивостью к дестабилизирующим факторам, при котором ни у одной из них нет не только побудительных мотивов, но и возможностей для его изменения в свою пользу. Истинная стабильность не может быть обеспечена, если одно государство усиливается за счет другого; если одно государство получает возможность интерпретировать деятельность другого как угрожающую собственной безопасности. Не может быть стабильности, когда одно государство не учитывает жизненно важные интересы другой стороны. Все это в конечном итоге ведет к потере доверия между государствами со всеми вытекающими отсюда последствиями.

 

Согласно совместному заявлению относительно будущих переговоров по ядерным и космическим вооружениям и дальнейшему укреплению стратегической стабильности, принятому еще 1 июня 1990 г., стороны согласились провести новые переговоры по стратегическим наступательным вооружениям с целью еще больше уменьшить опасность возникновения войны, особенно ядерной, обеспечить стратегическую стабильность, транспарентность и предсказуемость посредством дальнейших стабилизирующих сокращений стратегических арсеналов обеих стран. Обе стороны согласились также делать упор в ходе этих новых переговоров на устранение стимулов для нанесения первого удара, на уменьшение концентрации боезарядов на стратегических носителях и на оказание предпочтения средствам, обладающим повышенной выживаемостью.

 

Ясно, что Договор СНВ-2 полностью не решает эти задачи. Он является лишь первым шагом на пути формирования у обеих сторон такой структуры стратегических сил, которая по своему материально-техническому содержанию не могла бы расцениваться другой стороной как обеспечивающая потенциал первого удара, через - в первую очередь - полную ликвидацию таких систем вооружений каждой стороны, которые другая сторона считает наиболее опасными и провоцирующими. Для достижения этой цели необходимы не только и не столько количественные сокращения, сколько глубокая структурная перестройка стратегических потенциалов России и США, а также перекрытие наиболее дестабилизирующих направлений развития стратегических вооружений.

 

На практике решить такую задачу будет, конечно, очень непросто. Сразу возникнет вопрос о выработке объективных критериев определения наиболее дестабилизирующих систем СНВ, которые подлежали бы первоочередным сокращениям. На данном этапе к ним, по всей вероятности, можно отнести средства, возможности которых в первом ударе значительно превосходят их возможности в ответных действиях, т.е. средства, способные поражать и предназначенные для поражения высокозащищенных целей (представляющих собой силы ответного удара другой стороны); наиболее уязвимые системы, а также системы с высокой концентрацией боезарядов, поскольку они как бы провоцируют другую сторону на нанесение обезоруживающего удара. Договор СНВ-2 лишь начал выполнять эти задачи. Такого рода сокращения могут осуществляться лишь на основе взаимного учета озабоченностей, что, конечно, предполагает высокий уровень взаимного доверия. При таком уровне стороны не были бы заинтересованы в появлении в своих стратегических арсеналах таких средств, которые вызывали бы тревогу другой стороны за собственную безопасность на том основании, что они могут быть использованы для внезапного нападения.

 

В целом можно сказать, что в процессе выполнения Договора СНВ-2 Россия и США будут переходить к более безопасному режиму отношений, обеспечивающему стабильность не только на значительно более низком уровне потенциалов, но и в основном за счет сил, приспособленных для использования в ответном ударе. Однако программу-максимум этот Договор не выполняет: он не обеспечивает полную ликвидацию многозарядных ракет (остаются БРПЛ) и прекращение испытаний новых их поколений. В дальнейшем должны быть обеспечены более жесткие качественные ограничения стратегических вооружений и еще более низкое соотношение между количествами боезарядов и носителей. Не следует забывать и о ядерных КРМБ (крылатые ракеты морского базирования), которые предпочтительно было бы полностью запретить. Одновременно целесообразно вести дело к ликвидации или в крайнем случае жесткому ограничению обычных вооружений, имеющих стратегическую дальность (прежде всего КРВБ и КРМБ). В противном случае договоренности о ядерном разоружении, с учетом возрастающих поражающих способностей стратегических неядерных вооружений, будут скорее всего обесценены.

 

Наконец, и в политическом, и в военном плане крайне важно, чтобы стороны на этапе СНВ-3 приступили бы, наконец, к собственно ядерному разоружению, то есть к контролируемой ликвидации ядерных боезарядов. Ведь пока что на переговорах речь шла о сокращении лишь носителей ядерного оружия, боезаряды же оставались в арсеналах государств, и это в последнее время стало вызывать законную озабоченность мировой общественности.

 

Будущие договоренности должны устанавливать эффективные запреты на средства борьбы с системами ответного удара другой стороны, в частности с МБР мобильного базирования, а также моноблочными МБР в укрепленных шахтах. Речь идет, например, о запрещении создания планирующих, маневрирующих и управляемых (самонаводящихся на конечном участке траектории), а также проникающих боеголовок баллистических ракет и систем, обеспечивающих скрытный подход к цели; переоборудования широкофюзеляжных самолетов под ТБ и т.д. Должны быть согласованы ограничения и на средства противолодочной борьбы, к возможностям которых стратегическая стабильность становится чувствительной при радикальных сокращениях стратегических вооружений, а также запрет на создание вооружений космос-земля, обладающих функциями ПВО и ПРО, а возможно, и на создание СНВ на новых физических принципах в целом.

 

С этой же точки зрения необходимым элементом будущих договоренностей должен быть запрет на оснащение ракетами воздух-земля малой дальности бомбардировщиков прорыва, использующих технологию Стелс, , а также на крылатые ракеты воздушного базирования большой дальности с элементами технологии Стелс и других технологий скрытного подлета к цели.

 

Чрезвычайно важной мерой укрепления стратегической стабильности, которая должна сопровождать перестройку структур стратегических потенциалов сторон, был бы запрет на создание новых противоспутниковых систем (ПСС), способных поражать или нарушать функционирование систем раннего оповещения, управления, связи и разведки другой стороны, при ликвидации уже имеющихся ПСС (нулевой вариант по ПСС). Одновременно стороны могли бы - хотя это и маловероятно - полностью запретить развертывание систем ПРО (нулевой вариант по ПРО).

 

В случае же, если стороны придут к выводу, что на низком уровне взаимного ядерного сдерживания определенный потенциал оборонительных стратегических вооружений будет укреплять стабильность, - а мандат переговоров, предусмотренный в вышеупомянутых совместных заявлениях, прямо предписывает обсуждение вопроса о взаимосвязи между стратегическими наступательными и оборонительными вооружениями в контексте укрепления стратегической стабильности - можно было бы, вероятно, подумать о пересмотре Протокола 1974 г. в плане разрешения развертывания объектовых систем для защиты баз СНВ и систем управления и связи. Наконец, нельзя исключать, что на переговорах будет обсуждаться проблема использования средств ПРО для защиты от ядерного терроризма третьих стран, а также от случайных и несанкционированных пусков баллистических ракет. В этом случае необходимо будет согласовать порог плотности ограниченной системы ПРО каждой из сторон, чтобы она не вызывала взаимных озабоченностей и не провоцировала другую сторону на создание дестабилизирующих средств ее преодоления.

 

Описанные выше меры и шаги следующего этапа сокращений стратегических вооружений, если не соответствуют, то весьма близки к реализации концепции минимального ядерного сдерживания, существо которого, по всей вероятности, заключается в достижении минимального уровня стратегических сил, на котором сохраняется их способность к сдерживанию через возможность нанесения неприемлемого ущерба в ответном ударе. При этом непомерно завышенные сейчас в оперативных планах обеих сторон критерии такого ущерба должны быть, несомненно, радикально пересмотрены, возможно, в результате совместного обсуждения.

 

При таком варианте в идеале были бы ликвидированы возможности применения ядерного оружия как на горизонтальной (расширенное сдерживание), так и на вертикальной (противосиловой удар) лестнице эскалации гипотетического ядерного конфликта. Или иными словами - ликвидирована способность не только к первому противосиловому удару, но и к ответно-встречному удару, угрожающая кризисной стабильности. Хотя в военно-техническом отношении ограничить стратегические потенциалы сторон способностью исключительно ответного удара - чрезвычайно сложная задача.

 

В контексте столь масштабного подхода к сокращению СНВ стратегическая стабильность становится гораздо более чувствительной к нестратегическим ядерным вооружениям - наземного, воздушного и морского базирования, которые, однако, понадобятся России и США для сдерживания других государств (в том числе и в третьем мире). Ведь минимальное сдерживание, по всей вероятности, предполагает одновременно максимально высокий ядерный порог. А он, по оценке большинства военных экспертов России и США, понижается с внедрением в ядерные арсеналы сторон таких вооружений. В этой связи в перспективе минимальное ядерное сдерживание должно обеспечиваться стратегическими силами России и США на уровне определенного количества гарантированно выживающих боеголовок - в зависимости от того, как будут решены другие вопросы (ПРО, ПЛО, ПВО и др.), а также на каком этапе к ядерному разоружению подключатся другие ядерные державы - при сохранении минимального, взаимно оговоренного количества нестратегических ядерных вооружений.

 

На этапе СНВ-3 шаги по сокращению стратегических вооружений должны быть дополнены широкомасштабными мерами доверия. Между этими шагами и мерами существует взаимодополняемость. С одной стороны, ядерное разоружение сопровождается утверждением в военно-политических отношениях между Россией и США новых стандартов открытости, доверия и взаимного контроля, создающих взаимное ощущение снятия военной угрозы и ведущих к повышению предсказуемости и стабильности; а с другой стороны, укрепление взаимного доверия создает предпосылки для дальнейших радикальных сокращений стратегических вооружений. Применительно к следующему этапу сокращений СНВ можно с уверенностью сказать: чем более далеко идущими будут меры доверия, о которых стороны договорятся в ходе переговоров, тем глубже могут быть такие сокращения. При этом крайне желательным будет распространение двусторонних мер доверия на отношения России с ядерными союзниками США - Англией и Францией.

 

Меры доверия можно было бы условно разделить на три основные группы:

 

- военно-технические, связанные с обеспечением эффективного контроля за выполнением сторонами взятых на себя обязательств, а также с выработкой самих обязательств (так называемые пробные меры, применяемые еще до вступления соглашения в силу);

 

- военно-политические, связанные с улучшением взаимодействия относящихся к СНВ функциональных служб сторон, а также с ограничением военной деятельности в области СНВ, устраняющим взаимные озабоченности сторон;

 

- политико-военные, связанные с обеспечением открытости военной деятельности и ведущие к предсказуемости действий сторон в области СНВ.

 

Что касается системы мер контроля за соблюдением договоренностей СНВ-3, то в целом она, несомненно, будет основана на тех разветвленных механизмах проверки, которые создаются по Договорам СНВ-1 и СНВ-2. При всей эффективности национально-технических средств контроля наиболее убедительным средством, вероятно, останется инспекция на месте. В этой связи в условиях осуществления нового этапа ядерного разоружения следовало бы, вероятно, идти не в направлении расширения круга объектов, подпадающих под инспекции, а также увеличения квоты инспекций, а ввести следующее правило: не веришь - приезжай и убедись. Иными словами, ключевой мерой контроля должна стать инспекция на месте любого подозреваемого объекта без права на отказ. Такая мера не только соответствовала бы новому характеру военно-стратегического взаимодействия сторон, но и способствовала бы решению задачи упрощения и удешевления инспекционно-контрольного режима. В практическом плане это означало бы обеспечение полной транспарентности объектов СНВ и их деятельности.

 

Вообще утверждение о том, что по мере продвижения ядерного разоружения система контроля будет неизбежно усложняться и, следовательно, удорожаться, представляется по меньшей мере спорным. Ведь нынешняя громоздкая инфраструктура контроля, созданная и создаваемая по Договорам РСМД, СНВ-1, ДОВСЕ Конвенции о химоружии и т.д., есть не что иное, как плата сторон - и очень высокая - за былое взаимное недоверие. Поэтому, если исходить из того, что доверие в отношениях между Россией и США будет возрастать, можно предположить, что стороны не будут стремиться усложнить и утяжелить инспекционно-контрольный механизм, а в ряде случаев и откажутся от наиболее дорогостоящих его частей. Для упрощения и снижения стоимости инспекционной деятельности можно было бы также проработать вопрос о создании инспекционных центров на территориях друг друга.

 

Однако в вопросе о ликвидации ядерных боезарядов без контроля, вероятно, не обойтись. Не исключено, что здесь потребуется взять под наблюдение значительную часть жизненного цикла ядерных зарядных устройств, включая производство и переработку расщепляющихся материалов. Такой контроль скорее всего потребует широкого внедрения в инспекционную деятельность нейтронной и гамма-спектрометрической аппаратуры обнаружения ядерных боезарядов, которую стороны могли бы не только согласовать, но и, возможно, совместно разработать. Эффективный контроль за ядерными материалами и их производством, устраняя возможности оперативного наращивания боевого потенциала стратегических сил, способствовал бы повышению взаимного доверия сторон. К военно-техническим мерам относится совершенствование технических мер предупреждения несанкционированных действий с ядерным оружием (установка электронных замков и устройств, приводящих в негодность носители ядерного оружия при попытке таких действий, например, со стороны террористов).

 

Наконец, на этапе СНВ-3 скорее всего значительно возрастет роль так называемых пробных инспекций, когда стороны договариваются о показе своих вооружений в целях разработки тех или иных договорных положений.

 

В области военно-политических мер доверия речь, как минимум, могла бы пойти о следующем:

 

- соединить автоматическими линиями связи командные пункты систем предупреждения о ракетном нападении (СПРН) России и США, что позволило бы значительно повысить их эффективность и увеличить время принятия решений в кризисной ситуации;

 

- ввести в дополнение к уведомлениям о пусках БР уведомления об испытательных пусках вооружений с тяжелых бомбардировщиков;

 

- запретить приближение подводных лодок сторон с БРПЛ к береговой линии России и США менее чем на 5000 км и подводных лодок с КРМБ (если они не будут запрещены) менее чем на 1000-1500 км;

 

- установить в местах хранения неразвернутых СНВ (для МБР, БРПЛ и КРВБ) постоянные посты наблюдения с использованием соответствующих датчиков.

 

Вместе с тем размаху и масштабу сокращений СНВ на новом этапе соответствовали бы и более далеко идущие меры доверия. Так, например, существует потребность в оперативном обмене информацией в реальном масштабе времени, в частности, в случаях ложных срабатываний СПРН, учебно-боевых и испытательных пусков баллистических ракет, аварийных пусков баллистических ракет, несанкционированного или анонимного применения ядерного оружия, повреждений важных для национальной безопасности космических аппаратов.

 

Для решения этой задачи уже функционирующие технические органы обеспечения выхода из опасной ситуации - Центры по уменьшению ядерной опасности (ЦУЯО) - каждой из сторон могли бы быть связаны с командными пунктами не только СПРН, но и систем контроля космического пространства (СККП) своей страны, оснащены средствами автоматической передачи запросов другой стороне и средствами сопоставления полученных ответов с данными своих национальных средств. В этих целях можно было бы создать в составе ЦУЯО командно-вычислительные пункты (КВП), связанные быстродействующими линиями автоматической передачи данных с КП СПРН и СККП, военно-политическим руководством обеих стран и руководством вооруженных сил, а также с аналогичным КВП другой стороны.

 

Изменяющаяся политическая атмосфера в российско-американских отношениях и обоюдная заинтересованность сторон в осуществлении необходимых мер доверия позволяют сегодня добиваться осуществления ранее невозможных подходов, таких как отвергнутый нами в 50-е годы план открытого неба. Договоренность об использовании воздушного пространства государств для ведения контроля за его военной деятельностью открывает возможности для применения других совместных мер, включая использование так называемых черных ящиков, то есть автоматизированных станций слежения на территории другого государства. В частности, в составе СПРН России и США мог бы быть введен так называемый нулевой эшелон предупреждения, созданный на основе датчиков локального действия, размещенных в непосредственной близости (200-500 м) от шахтных пусковых установок МБР с целью получения достоверной информации о запуске каждой наземной стратегической ракеты и передачи сигнала предупреждения в автоматическом режиме через спутники на командный пункт СПРН соответствующей стороны.

 

В качестве информационных средств в каждом черном ящике могут быть использованы различные сенсоры, например, сейсмические, электромагнитные, акустические, инфракрасные и телевизионные. Комплексное использование разнотипных сенсоров исключило бы возможность возникновения ложных тревог. Применение основанных на различных физических принципах сенсоров обеспечит достоверность сигнала старт МБР с каждой контролируемой шахтной пусковой установки с вероятностью, приближающейся к 100 процентам. Хотя такое решение не снимает проблемы раннего оповещения о запуске БРПЛ, опасность обезоруживающего упреждающего удара значительно снизится, поскольку ни у США, ни у России в обозримом будущем не будет возможности осуществить синхронизацию нападения на весь спектр стратегических целей силами одних БРПЛ, без привлечения МБР. Аналогичные меры можно применить в отношении предупреждения несанкционированных пусков БРПЛ при условии взаимной доверительной информации о жестко обозначенных границах зон патрулирования ПЛАРБ и установкой в этих зонах на плавающих платформах соответствующих датчиков.

 

Стратегической стабильности способствовало бы также ограничение патрулирования ПЛАРБ взаимно оговоренными районами, в которых запрещалась бы любая противолодочная деятельность. Дополнительными мерами по уменьшению внезапности ракетного нападения и неправильной интерпретации информации СПРН мог бы быть запрет испытаний БР с использованием настильных траекторий, обеспечивающих сокращение времени полета ракет, а также выделение на поверхности земного шара и в околоземном пространстве районов, в которых полностью запрещается постановка помех, способных оказывать косвенное воздействие на СПРН.

 

Еще одной важной военно-политической мерой доверия мог бы стать регулярный обмен данными относительно мероприятий и средств, гарантирующих от несанкционированных или случайных пусков баллистических ракет. В идеале стороны должны были бы совместно разработать и внедрить такие средства применительно к стратегическим вооружениям. Исключению опасности возникновения непреднамеренного ядерного конфликта способствовала бы также договоренность о взаимном информировании об уровне боеготовности стратегических сил по запросу другой стороны. Далеко идущей мерой доверия была бы договоренность о взаимном посещении специалистами обеих сторон центров управления стратегическими силами.

 

Наконец, в отношении политико-военных мер доверия на следующем этапе сокращения стратегических вооружений следовало бы стремиться к формированию стратегических взаимоотношений России и США на принципиально новой основе - предсказуемости, транспарентности и взаимной сдержанности. Еще до начала испытаний прототипов любых новых стратегических вооружений стороны должны были бы информировать друг друга об их основных параметрах и характеристиках, проводили бы консультации для снятия возможных вопросов. Проводились бы посещения лабораторий и полигонов. Чрезвычайно важно, чтобы мерами доверия были охвачены и системы управления, контроля, связи и разведки. В условиях широкомасштабных сокращений стратегических вооружений у сторон должна быть полная уверенность в том, что эти системы не приспособлены для ведения затяжной ядерной войны. Такая уверенность могла бы достигаться полной транспарентностью деятельности сторон в данной области. В этой связи мерами доверия открытости и предсказуемости должна быть охвачена вся космическая деятельность России и США.

 

Следует заметить, что такая перспектива не так уж фантастична. Ведь уже имеющееся совместное заявление президентов России и США от 10 мая 1995 г. предусматривает, например, проведение переговоров по проблеме транспарентности и необратимости процесса сокращения ядерного оружия, имеющих, в частности, целью подготовку соглашения об обмене детальной информацией о совокупных запасах ядерных боеголовок и расщепляющихся материалов. В ходе предварительных консультаций, состоявшихся в июне и октябре 1995 г., между сторонами достигнуто согласие относительно необходимости поэтапного подхода к проблеме транспарентности и необратимости. Есть в целом и взаимопонимание, что задачей первого этапа является подготовка соглашения о защите передаваемой секретной и чувствительной информации.

 

Все это в совокупности создавало бы своего рода двусторонний механизм для рассмотрения и снятия взаимных озабоченностей, возникающих в связи с развитием стратегических сил России и США. В идеале каждая из сторон имела бы своего рода право вето на возможное развитие СНВ другой стороны. В целях повышения предсказуемости развития стратегических взаимоотношений России и США стороны обязались бы не только обмениваться в начале каждого календарного года данными о планируемых изменениях количества стратегических вооружений на конец этого года, что предусмотрено еще договором СНВ-1, но и планами развития стратегических вооружений - как наступательных, так и оборонительных - на более длительный срок (например, на каждый предстоящий пятилетний период). Обмен такой информацией составил бы основу будущего режима открытости и предсказуемости взаимоотношений сторон, к которому в дальнейшем могли бы присоединиться и другие государства, обладающие ядерным оружием.

 

Существующий формат переговоров уже сейчас серьезно отстает от уровня развития российско-американских отношений в целом. Ясно, что формирующаяся новая модель российско-американского взаимодействия требует качественно новой организации переговорного процесса.

 

В частности, с учетом того, что матрица сокращений СНВ, а также связанных с ними мер контроля, доверия и открытости создается уже заключенными Договорами, работа в будущем могла бы быть ориентирована не на выработку какого-то нового полномасшабного договора, заменяющего предыдущий, а на подготовку самостоятельных договоренностей по отдельным вызревающим вопросам сокращения стратегических вооружений или связанным с ними мерами доверия. При необходимости в Договоры СНВ-1 и СНВ-2 могли бы вноситься согласованные поправки или дополнения.

 

Такая форма работы позволила бы не только существенно итенсифицировать переговорный процесс, придать ему большую гибкость и оперативность, но и упростить процедуру выработки совместных решений и их последующую реализацию, поскольку основная их часть могла бы носить характер межправительственных соглашений. (Такая практика, как известно, успешно применялась сторонами, в том числе при выполнении Договора по РСМД).

 

Переход к новой форме российско-американского стратегического взаимодействия потребует заначительных усилий, выходящих за рамки собственно переговоров о сокращении стратегических вооружений. Цель таких усилий должна заключаться, по-видимому, в том, чтобы создать действенный механизм контроля над технологией в стратегической сфере, позволяющий выявлять дестабилизирующие тенденции на ранней стадии развития и нейтрализовывать их на основе сотрудничества.

 

В этой связи можно согласиться с мнением тех специалистов, которые советуют подумать о создании своеобразной линии холодной связи между Россией и США - постоянного двустороннего форума военных, технических экспертов и дипломатов, где обсуждались бы перспективы развития стратегических сил, возможное воздействие тех или иных технологических решений на стратегическую стабильность. Этот форум, очевидно, должен быть выведен за рамки переговоров: его цель заключалась бы не в размене одних систем на другие, а в выработке рекомендаций относительно координации развития стратегических сил сторон. Поскольку участники линии холодной связи обсуждали бы системы, существующие пока только на бумаге, им было бы легче избежать влияния конъюктурных политических и военно-бюрократических соображений, которые в определенной мере деформируют процесс переговоров.

 

Можно предположить, что на этапе реализации договоренностей СНВ-3 и связанных с ними мер доверия стороны, по всей вероятности, постепенно стали бы выходить за пределы ситуации взаимного ядерного сдерживания. В этот по существу переходный период на пути от ядерной сверхвооруженности к безъядерному миру роль механизмов сдерживания стали бы выполнять согласованные и договорно оформленные обязательства в условиях широко разветвленной инфраструктуры контроля за их неукоснительным соблюдением, а также максимальной транспарентности военной деятельности. Иными словами, на этом историческом переходном этапе ядерно-силовое сдерживание было бы преобразовано в политико-правовое, транспарентное и верификационное сдерживание. Такая линия, как представляется, не только обеспечила бы непрерывность и преемственность переговоров о сокращении ядерных вооружений до уровня минимального сдерживания, но и позволила бы России и США в дальнейшем во взаимодействии с другими ядерными державами начать изучение путей совместного перехода от режима взаимного ядерного сдерживания к новой, значительно более безопасной модели стратегических взаимоотношений, обеспечивающей стабильность на неядерной основе.