В мире

Запад волен воспринимать пекинскую политику в гонконге как агрессивную. Но это всего-навсего нормальная национальная политика азиатского государства. Пекин не собирается разрушать экономическую структуру Гонконга --только умеренный контроль ради больших финансовых выгод. Что касается демократии англосаксонского образца, то она вообще не приживается на Востоке.

Шоу тотальной пропаганды.

Международные оценки китайского аншлюса Гонконга иногда диаметрально противоположны. Армия толкователей и аналитиков мечется между истерическими предсказаниями "краха демократии под варварскими сапогами китайского коммунистического милитаризма" и эйфорическими пророчествами "постепенного смягчения китайского тоталитаризма и расширения западной демократии из Гонконга на весь континентальный Китай". Складывается впечатление, что западные средства массовой информации специально нагнетают эмоции вокруг гонконгской проблемы. Уже за несколько лет до "черного понедельника" 30 июня 1997 года все без исключения сколько-нибудь значимые западные издания приступили к живописанию невероятных бедствий, которые якобы свалятся на головы гонконгцев в ту же ночь.

Почувствовав интерес публики, к шоу а-ля "конец века по- гонконгски в соусе пекинез" подключились и стратеги Голливуда. Крутые ребята из Лос-Анджелеса и Техаса в союзе с мастерски владеющими кун- фу прогрессивными китайскими красавицами уже успели проломить на видео- и киноэкранах такое количество безмозглых голов "пекинских оккупантов" и выпустить такое море мафиозных коммунистических кишок, что, право, непонятно, каким образом виртуальный китайский генштаб способен регулярно восполнять эти сокрушительные потери.

Запад страстно творит гонконгское шоу, ведь ему стало скучно жить. Русский медведь залез в берлогу и пока не желает не только как следует рыкнуть в сторону Запада, но даже не торопится вообще вылезать из своего убежища. Ирак тоже ведет себя удручающе смирно. А Иран в последнее время проявил себя чуть ли не как образцово-показательный демократ и либерал. Осталось только одно утешение -- зловредный китайский дракон, подползающий с похабнейшими намерениями к невинной гонконгской красавице (кстати, и китайское название Гонконга вполне подходит -- Благоуханная Бухта).

Все идет по плану.

Если отвлечься от многомиллиардного медиа-шоу и обратиться к тусклой статистике, то трудно понять, отчего, собственно, уважаемая западная публика так расстраивается. Согласно официальным данным гонконгских торгово-промышленных организаций, около 40% из 4500 с лишним фирм с иностранным участием, зарегистрированных сейчас в Гонконге, обосновались здесь в последние пять лет -- то есть они заведомо рассчитывали лично встретить дорогих китайских гостей. За первое полугодие 1996 года иностранных представительств в Гонконге стало больше на 12%, и их число продолжает расти. Согласно результатам опроса, проведенного в Гонконге британской торговой палатой, практически ни одна из фирм-респондентов не намерена в ближайшее время покидать эту пока еще колонию. Спикеры 180 крупных американских корпораций, обосновавшихся в Гонконге, подчеркивают, что считают местный рынок базовым для будущей экспансии на территории всей Юго-Восточной Азии.

Уверенно утверждать, что вполне прагматичные пекинские лидеры из каких-то марксистских побуждений вдруг решат собственными руками лишить себя первоклассной гонконгской инфраструктуры, могут лишь отдельные "ультра". Пока же складывается впечатление, что Пекин не собирается предпринимать решительные экономические преобразования в духе заветов Великого Кормчего.

Пекинские экономисты уже достаточно овладели рыночными навыками в своих свободных экономических зонах. Скорее всего, они постараются не менять основные рыночные параметры финансовой площадки Гонконга. Не будут нарушать увязку курса гонконгской валюты с долларом США, автономию местной биржевой администрации, эффективность и независимость биржевого контроля, контрактную свободу местных фирм, стабильность промышленного права.

Это, разумеется, не означает, что Пекин не попытается обеспечить собственным фирмам наиболее выгодные контракты. В последние годы, когда китайский капитал проникал в Гонконг открыто и нагло, прецедентов политического давления на предпринимательские круги было вполне достаточно, но это давление вряд ли станет главным принципом экономической деятельности КНР в Гонконге. Впрочем, и до воссоединения с Китаем экономика Гонконга не была образчиком свободного рынка.

Гавань, благоухающая опиумом.

Лишь очень наивный человек может утверждать, что при англичанах в Гонконге существовала свободная торговля. Уже в прошлом веке здесь выделилось несколько чрезвычайно влиятельных Hongs, британско-китайских промышленных групп, которые обеспечивали себе лидерство на местном рынке не самыми джентльменскими методами.

Показательной можно считать историю успеха знаменитой торгово-промышленной группы Jardine & Matheson, оборот которой в прошлом году составил около 15 млрд долларов.

Основатель фирмы Уильям Жардан родился в многодетной семье в глухой шотландской деревне. В девять лет остался сиротой. Чтобы не умереть с голоду, он вынужден был податься во флот и стать колониальным авантюристом. Начав свою морскую карьеру помощником судового врача, в конце концов он оказался в Китае. Здесь ему понравилось. Местный рынок был так обширен и экзотичен, что сулил просто сказочные барыши. Проблемой были лишь властители Поднебесной. В 1793 году император Сянлон писал британскому регенту Георгу III: "Мы располагаем всеми вещами. Чужеземные изделия для Нас ничтожны, так что Мы не сможем найти применения никаким товарам из Вашей страны".

Богдыхан ошибался. Мистеру Жардану быстро удалось найти в Китае свободную рыночную нишу. Ею стала торговля опиумом. В увлекательных поисках ему помог еще один шотландский джентльмен по имени Джеймс Матисон, которому волею судьбы достались документы датского дипломата. Господа познакомились в 1832 году в южнокитайской провинции Кантон. К 1835 году предприимчивые компаньоны поставляли в Китай около 7 тыс. ящиков опиума в год, то есть контролировали около 30% этой весьма прибыльной коммерции.

(Для сравнения: в 1820 году все контрабандные западные поставки опиума, в основном из британской Индии, в Китай не превышали 4,5 тыс.

ящиков.)

Справедливости ради нужно сказать, что мудрые китайцы оценили соблазны опиумного мака задолго до возникновения фирмы Jardine & Matheson. Однако именно англичане придали производству и контрабанде наркотика такой невероятный размах, что вскоре наркотик привел страну к фатальным последствиям. В Китае началась настоящая опиумная эпидемия. Огромные теневые опиумные обороты подорвали прочую торговлю и производство, налоговые поступления резко упали, финансовое состояние пекинских властей стало критическим.

В 1838 году император был вынужден назначить Лин Цзэсюя специальным советником по борьбе с наркомафией. Сановник начал беспощадно карать местных наркоманов и западных контрабандистов и одновременно пытался усовестить британскую королеву Викторию с тем, чтобы она положила конец опиумному беспределу англичан (на Британских островах курение опиума было уже тогда строжайше запрещено). Его призывы не произвели никакого впечатления на британский парламент. Министр иностранных дел Великобритании лорд Палмерстон в ответ на китайские петиции заметил, что "в задачи Британской империи отнюдь не может ведь входить надзор за китайской нравственностью".

Китайцы вынуждены были прибегнуть к крайним мерам. По приказу Лин Цзэсюя несколько ведущих британских наркодилеров были арестованы, а грузы опиума конфискованы и затоплены. Возмущению англичан не было предела. Нецивилизованные пекинезы попрали самое святое -- свободу торговли! Через год у китайского побережья появилась британская карательная экспедиция. Император предпочел не воевать, а торговаться. После по-азиатски долгих, нудных и обоюдно жульнических переговоров капитана Чарльза Элиота (его консультантом, само собой, был мистер Жардан) с самым богатым пекинским мандарином Сишанем стороны достигли компромисса. Пекин уступил англичанам не остров Тайвань, как того домогались ненасытные Жардан & Co., а Гонконг.

Это был клочок земли вокруг сопки общей площадью всего 80 кв.

км. Правда, имелись неплохие перспективы для строительства крупного порта. Но все-таки это было откровенное пиратское логово. 26 января 1841 года первая группа британских солдат подняла в Гонконге свой Union Jack. Здесь тут же обосновалась целая банда хонгов, и главным тайпанем (боссом) стал Жардан, который купил самый большой земельный участок. На 6 тысяч нищих туземцев англичане не обращали ровным счетом никакого внимания.

Любопытно, что на информацию о сделке и Пекин, и Лондон отреагировали c бешенством. Китайцы арестовали Сишаня, заковали в цепи, приговорили за несанкционированную распродажу обожаемого отечества к казни, правда, затем таки помиловали, но отправили в ужаснейшую глушь -- на Амур, разбираться с русскими. Лорд Палмерстон в свою очередь обвинил Элиота в самоуправстве и самодурстве и учтиво уведомил капитана, что "приобрести скалу, на которой даже дома не построишь, мог только полный и круглый идиот". Еще до того, как оправдательное письмо Элиота дошло в Лондон, он был сослан в не менее омерзительное место, чем китаец, а именно в Техас, на пост британского консула.

Как Пекин, так и Лондон вознамерились пересмотреть гонконгский контракт. Вспыхнули новые опиумные войны, которые закончились Нанкинским договором от 29 августа 1842 года. Согласно ему Пекин навечно отказывался от Гонконга.

На этом англичане не остановились. В 1860 году была заключена Пекинская конвенция, согласно которой Лондон урвал остров Цзюлун, имеющий большое значение для безопасности порта (Jardine, Matheson & Co. немедленно устроили здесь поля для крикета). 1 июля 1898 года Лондон выцыганил у Пекина еще и часть материковой территории и 235 пограничных островов. Площадь Гонконга увеличилась почти в десять раз -- до 1084 кв. км. Правда, согласно договору, эти территории передавались в аренду на 99 лет.

Англичанам этот срок казался вечностью. Но что такое сто лет для азиата?

Хонги больше не торгуют опиумом.

Разумеется, Jardine & Matheson давно превратилась в респектабельную фирму, шефы которой не любят излишние рассуждения на исторические темы. Гонконг стал мощным финансовым и торговым центром Азии.

Принятые у нас разграничения между "производственными" предприятиями (читай -- хорошими) и "торговыми" (читай -- нехорошими, которые только "воздух гоняют") для китайцев абсурдны. "Фирма, которая занимается в высшей степени прибыльными делами, хотя никто точно не знает, какими именно" -- это емкое описание бизнеса компании Chinese South Sea Trading Co. было сделано в Лондоне в 1711 году. Оно вполне приложимо ко многим теперешним предприятиям этнических китайцев.

Во всем мире ходят легенды о расчетливых и цепких бизнесменах из китайской диаспоры, расселившихся по всему миру. Число этих хуацяо (иногда их называют офшорными китайцами) оценивается в 55 млн человек (4% населения КНР). По мнению The Economist, ВНП китайской диаспоры превышает 450 млрд долларов, а объемы капитала, контролируемого ею во всем мире, находятся на уровне 2 трлн долларов.

Без этих денег и деловых связей экономики Гонконга, Индонезии, Малайзии, Таиланда и других стран Юго-Восточной Азии не смогли бы существовать. Без них намного медленней развивалась бы и экономика КНР.

Новый пекинский прагматизм во многом объясняется эффективной моделью экономического развития и привлечения иностранных инвестиций, разработанной хуацяо. Представители американского фонда Heritage Foundation утверждают, что три четверти из более чем 30 тыс. фирм с иностранным участием, действующих сейчас в КНР, организованы или финансируются китайской диаспорой. По некоторым прогнозам, инфраструктура хуацяо будет иметь большое значение для КНР еще минимум двадцать лет. Весьма показательно высказывание одного из высокопоставленных китайских чиновников:

"Что бы ни произошло в ходе дискуссии между Китаем и его провинцией Тайвань, права тайваньских предпринимателей в КНР всегда будут соблюдаться, а их торговля -- поощряться".

Вообще говоря, конфликты Пекина с Гонконгом и Тайванем, которые так любят муссировать на Западе, имеют весьма специфическую природу, к которой вряд ли можно приложить европейские стереотипы.

Сугубо азиатская индифферентность по отношению к тому, как называется власть в том или ином государстве, в котором правят китайцы, является примечательной особенностью мышления не только коммунистического руководства КНР. Министр иностранных дел Тайваня Фредрик Чень в интервью западным журналистам выразился так: "В настоящее время есть две конкурирующие между собой авторитетные правовые инстанции, контролирующие власть каждая в своей части Китая. Эти части совместно и образуют единый Китай". Эта непростая для западных мозгов всекитайская конструкция "одна страна -- два строя" весьма беспокоит не только США, но и соседей КНР, которым очень не нравится, когда сторонники подобного рода теоретического плюрализма и поисков консенсуса между двумя (а потом, глядишь, и несколькими) "провинциями одной страны" переходят от теории к практике.

Мистическое падение Маргарет Тэтчер.

В ходе переговоров о будущем Гонконга пекинские дипломаты перехитрили лондонских. Так, во всяком случае, утверждает многолетний вице-шеф китайского государственного информационного агентства "Синьхуа" Вон Маньфон. Выступая недавно в Баптистском университете Гонконга, он заявил, что Пекин поначалу вовсе не собирался требовать строгого выполнения колониальных договоров, то есть возврата Гонконга точно в 1997 году. Пекинское руководство было бы удовлетворено и формальной констатацией Лондоном китайских прав на Гонконг с одновременным продлением политического и экономического статус-кво. Хотя британские эксперты имеют основания сомневаться в полной искренности таких специфических журналистов, как шефы "Синьхуа", в Лондоне все чаще можно слышать, что англичане и впрямь поспешили.

Особую вину за суетливость Лондона теперешние обозреватели возлагают на бывшего губернатора Гонконга сэра Мюррея Маклехоуза.

По всей видимости, именно ответственность и предусмотрительность сэра Мюррея побудили его приступить в начале 1979 года к упорядочению правового статуса Гонконга. В марте того же года (то есть за 18 лет до "часа ноль") он посетил Пекин, где провел переговоры с Дэн Сяопином.

Как уверяют теперешние комментаторы, сама проблематика визита была для Дэна полной неожиданностью. Однако некоронованный император Китая не стал охлаждать пыл лондонского эмиссара и охотно согласился обсудить условия, на которых Великобритания подарит Китаю Гонконг.

Правда, напористость Лондона смутила КПК. Пекин стал выяснять, зачем это вдруг англичане решили срочно избавиться от Гонконга. Некоторое время эксперты политбюро не исключали, что Лондон хочет создать в Гонконге какие-то подпольные структуры, призванные дестабилизировать КНР изнутри. Лишь в 1981 году Пекин милостиво согласился принять презент. К тому времени другие британские дипломаты засомневались в целесообразности такой спешки. Однако Пекин не собирался отказываться от достигнутых преимуществ и резко пресек попытки премьер-министра Маргарет Тэтчер пересмотреть соглашения.

В сентябре 1982 года (Великобритания переживала тогда эйфорию после победы на Фолклендах) Тэтчер посетила Пекин, где уступила китайским дипломатам почти по всем пунктам. Когда премьер покидала торжественный прием у Дэна Сяопина, она споткнулась и упала.

Суеверные гонконгские китайцы решили, что это -- несомненный признак поражения Лондона. Вскоре биржевой гонконгский индекс упал на 30%, цены на недвижимость -- на 40%, и гонконгский доллар стал терять в цене.

Пекин полностью исключил участие Гонконга в переговорах и уже задолго до 1984 года (когда было подписано окончательное соглашение) все более ощутимо давал понять, кто реальный хозяин британской колонии.

По данным гонконгского банка Hang Seng, уже в 1992 году КНР стала крупнейшим инвестором в Гонконг. О точных объемах китайских инвестиций можно только гадать. Англичане уверяют, что к 1995 году госконцерны и частные компании КНР инвестировали только в недвижимость Гонконга до 20 млрд долларов. В Гонконге действуют около 20 банков из КНР (все они, разумеется, жестко контролируются Bank of China), которые управляют капиталами в объеме около 80 млрд долларов.

Навстречу Великому Китаю.

Итак, магическая пекинская формула "одна страна -- две системы" победила. Но у гонконгцев есть основания для признательности баронессе Тэтчер, которую пекинские руководители сначала обзывали вонючей бабой, а после заключения конвенции сменили гнев на милость к "этой мудрой женщине". Тэтчер сумела выбить из Пекина согласие на соблюдение особого автономного статуса и экономических свобод Гонконга в течение еще 50 лет.

Большинство гонконгского населения было вполне удовлетворено перспективой китайского владычества. Гонконгцы всегда были скорее аполитичными. Правда, на многих из них произвела шокирующее впечатление расправа со студенческими демонстрациями на площади Тяньаньмынь 4 июня 1989 года. Но политические страсти быстро улеглись. Согласно опросам, большинство теперешних гонконгцев не только не боится массовых коммунистических расстрелов, но даже не опасается пекинских конфискаций частного гонконгского имущества.

Разумеется, есть в Гонконге люди, которые искренне сожалеют об уходе англичан и о неизбежном более жестком контроле над общественной и политической жизнью. Но для общего настроя гонконгцев ностальгия по западной демократии нехарактерна. Наоборот, интерес к английскому языку и менталитету здесь падает, а к традиционной китайской культуре -- растет.

Мощная международная община этнических китайцев заблаговременно позаботилась и об обеспечении лояльности средств массовой информации Гонконга. Уже в 1993 году известный малайзийский бизнесмен Роберт Куок (этот этнический китаец считается одним из самых активных лоббистов интересов КНР) купил за 349 млн долларов контрольный пакет акций самой авторитетной гонконгской англоязычной газеты South China Morning Post. Вот комментарий руководителя гонконгского отделения агентства "Синьхуа" Чжу Наня:

"Журналистам Гонконга, право, не стоит переживать из-за своего будущего. Зачем наказывать господина журналиста, если он объективно и аккуратно освещает успехи Китайской Народной Республики?"

Для тех в Гонконге, кто еще чего-то не понял, у Пекина есть и другие методы убеждения. Число местных негласных осведомителей Пекина западные эксперты оценивают в 60 с лишним тысяч человек. Вряд ли стоит относиться к ним с осуждением. Несколько крикливо-базарная демократия западного образца до сих пор не прижилась не только в коммунистическом Китае, но и в таких безусловных азиатских сателлитах США, как Япония, Южная Корея и Турция. И дело тут не в деструктивных действиях "подпольных сил", а в принципиальных отличиях азиатского и европейского менталитетов. Присоединение Гонконга подчиняется фундаментальной азиатской логике "Единого Китая для всех китайцев".