Дмитрий Евстафьев старший научный сотрудник Центра ПИР

 

Через несколько недель состоится заседание Подготовительного комитета по анализу действия Договора о нераспространении ядерного оружия. Однако этот форум в силу объективных причин будет, как представляется, вынужден выйти за рамки обсуждения только ДНЯО. На повестке дня стоят вопросы о дальнейшем совершенствовании глобальной системы нераспространения ядерного оружия. После определенного, хотя и затянувшегося периода эйфории, связанного с бессрочным и безусловным продлением ДНЯО, теперь возникли все возможности для того, чтобы подойти к данной проблеме без излишней политизированности и необоснованных иллюзий.

 

Процесс подготовки к Конференции по рассмотрению действия ДНЯО, приобретает при ближайшем рассмотрении важное геополитическое значение. Оно связано, в конечном счете с тем, что в рамках формирующейся многополярной системы международных отношений растущие новые центры силы, часть из которых расположена в регионах, относимых к "третьему миру", вряд ли будут уважать те международные режимы, которые были сформулированы без учета их интересов. С другой стороны, задача "старых" центров силы ("великих держав" и "официальных ядерных государств") состоит в том, чтобы сделать период трансформации максимально мягким, а значит обеспечить устойчивое функционирование инструментов, ориентированных на ограничение гонки вооружений и в частности на обеспечение ядерного нераспространения. В любом случае, однако представляется маловероятным, что можно заморозить существующую ситуацию в сфере распространения ОМУ и за счет этого избежать серьезной трансформации системы ядерного нераспространения. Проблема, с которой столкнулось мировое сообщество при продлении ДНЯО заключалась в том, что оно стояло перед выбором: оставить ДНЯО в том виде, в котором он был сформулирован в период "холодной войны", сохранив как его достоинства, так и недостатки, либо же попытаться изменить его коренным образом, рискуя при этом дестабилизировать систему нераспространения ядерного оружия в целом. Выбор первой модели определил во многом и ситуацию вокруг системы нераспространения ядерного оружия.

 

Таким образом можно сделать вывод, что будущее дискуссии о формировании новой системы нераспространения ОМУ в целом и ядерного оружия в частности во многом будет определяться тем политическим и организационным контекстом, в котором происходило продление ДНЯО. Этот контекст и те особенности, которые он породил можно суммировать следующим образом: во-первых, несмотря на то, что продление ДНЯО обеспечило его формальную легитимность, однако оно не столько обеспечило шаг вперед в плане укрепления режима нераспространения, сколько сохранило то, что уже было достигнуто. В результате, помимо достоинств, сохранились и недостатки Договора, а значит, что стороны, которые были им недовольны, вряд ли остались удовлетворенными, т.е. формальное согласие с фактом продления Договора совершенно не обязательно может означать восприятие его как абсолютно легитимного инструмента мировой политики. К тому же форма, в которой происходило продление ДНЯО (безумная спешка, связанная с тем, что изначально был установлен крайний срок для окончания Конференции, выкручивание рук со стороны США, противопоставление ядерных стран неядерным и т.д.) только усугубила данную проблему.

 

Во-вторых, Договор фактически привел к замораживанию статус-кво в структуре системы ядерного нераспространения. При этом, с одной стороны, страны, которые сознательно пошли на нарушение ДНЯО и стали де-факто ядерными державами, несмотря на массированное международное давление, так и остались за пределами Договора. В этом смысле, позитивный импульс, который в начале 1990-х гг. привел к вступлению в состав членов Договора целого ряда государств - потенциальных распространителей, себя исчерпал. В этом смысле продление ДНЯО было бессрочным, но не безусловным, поскольку стало возможным только благодаря уступкам и увязкам, на которые согласились ядерные государства и которые были сформулированы в документе "Принципы и цели ядерного нераспространения и разоружения", который был принят в ходе Конференции по продлению ДНЯО.

 

В-третьих, достаточно чувствительными становятся сейчас экономические аспекты распространения и нераспространения. Наиболее важными из элементов экономического "блока" в сфере нераспространения необходимо, думается, считать равный и беспрепятственный доступ к достижениям гражданской ядерной энергетики, а также создание недискриминационной системы экспортного контроля. Нельзя сказать, что обсуждение данных аспектов нераспространения в принципе не ведется, однако отдельные идеи, высказываемые в его ходе, озадачивают.1

 

В-четвертых, глубинные факторы, которые стимулировали активность целого ряда государств в области военных ядерных программ, хотя и были ограничены самим фактом бессрочного и безусловного продления ДНЯО, однако сохраняют свое действие. В действительности ДНЯО не является и не может являться инструментом ликвидации обеспокоенностей потенциальных распространителей в области безопасности. Он лишь может ограничивать их политические и экономические возможности. Более того, ДНЯО вряд ли может рассматриваться в качестве инструмента денуклеаризации, если не считать крайне специфического примера Южно-Африканской Республики (где однако решающими были не внешние, а внутренние факторы). А именно денуклеаризация - хотя бы количественная - является сейчас доминирующей задачей.

 

Наконец, бессрочное продление ДНЯО на фоне неурегулированного кризиса вокруг северокорейской ядерной программы и противоречий нескольких ведущих членов ДНЯО и МАГАТЭ, являющихся ядерными державами, вокруг сотрудничества с Ираном в сфере гражданской ядерной энергетики создают определенные проблемы для восприятия Договора как безусловно действенного и абсолютно и универсально легитимного инструмента. В целом, характер дискуссии вокруг продления ДНЯО позволил сделать весьма существенный вывод о том, что ДНЯО оказался достаточно эффективным элементом для предотвращения получения ядерного оружия со стороны стран, которые либо обладали ограниченным экономико-технологическим потенциалом для этого, либо не имели таких проблем безопасности, ради решения которых они могли бы пойти на столь ответственный геополитический шаг. Однако в случае, если политическое руководство той или иной страны принимало осмысленное и долгосрочное политическое решение о приобретении ядерного оружия и страна обладала потенциалом для этого, ДНЯО оказывался бессилен. Задача же на сегодняшний день состоит в том, чтобы сформировать систему, которую было бы трудно или вообще невозможно разрушить даже в случае принятия политического решения и наличия соответствующих экономических, технологических и иных возможностей.

 

Следует обратить также внимание и на то, какие вопросы больше всего волновали мировую общественность в процессе дебатов о продлении ДНЯО и остались неразрешенными. В их числе:

 

* проблема предотвращения выхода того или иного государства из Договора;

 

* вопрос о более четком толковании, закрепленном в Договоре, полномочий и обязанностей МАГАТЭ и в частности вопрос инспекций;

 

* прояснения политической и функциональной взаимосвязи между МАГАТЭ и СБ ООН;

 

* установление юридической взаимосвязи между ДНЯО, МАГАТЭ и различными системами экспортного контроля.

 

Несмотря на то, что в рамках избранной модели продления эти вопросы не имели шанса быть позитивно рассмотренным, однако продление ДНЯО не значит их снятие с повестки дня.

 

С геополитической точки зрения продление ДНЯО несмотря на уступки, сделанные развивающимся странам воспроизвело ситуацию, когда Договор используется "великими державами" для того, чтобы подчеркнуть собственную исключительность. В действительности, сделанные "третьему миру" уступки только подчеркнули дискриминационный характер Договора. В значительной мере такое положение является объективным, ибо в формирующейся многополярной системе международных отношений, в которой военная сила сохраняет значение инструмента политики, существует определенный предел уступок, которые ядерные государства могут сделать неядерным, не утратив своего положения и не превратившись в обычные региональные центры силы. Таким образом, ядерное оружие, вопреки более ранним концепциям, сохранило свое значение в качестве атрибута "великой державы", а значит сохраняются не только военно-политические, но и геополитические стимулы к его получению.

 

Таким образом, говоря о современной ситуации в сфере нераспространения можно сделать главный вывод о том, что в настоящее время возможности развития системы нераспространения ядерного оружия как в качественном, так и в количественном плане (имеется в виду расширение круга участников МАГАТЭ и ДНЯО) традиционными методами практически исчерпаны. А это означает необходимость выработки новой модели развития системы ядерного нераспространения.

 

Думается, что степень угрозы системе нераспространения в определенной степени сократилась по сравнению с периодом "холодной войны". Однако спектр возможных дестабилизирующих факторов значительно расширился. Как представляется маловероятно, чтобы в ближайшее время произошло какое-либо существенное расширение "ядерного клуба" или же мы стали свидетелями "вскрытия" какой-либо по-настоящему продвинутой национальной военной ядерной программы. Более того, есть все основания полагать, что вряд ли при существующей дискретно-монополярной конфигурации системы какое-либо государство пойдет на открытое нарушение ДНЯО. Однако существует несколько факторов, которые при определенных условиях могут серьезно дестабилизировать сложившуюся в настоящее время систему нераспространения ядерного оружия:

 

* возможность аккумулирования чувствительной технологии потенциальными распространителями для последующего "прорыва" в военной ядерной области;

 

* существование ряда государств, для которых получение ядерной компоненты военного потенциала является вопросом политического решения;

 

* нелегальный оборот ядерных материалов;

 

* сохранение опасности ядерного терроризма.

 

С типологической точки зрения эти факторы относятся как к вызовам традиционного типа, существовавшим еще в период "холодной войны", так и к выявившимся на фоне развала биполярной системы международных отношений, которая оказывала определяющее влияние и на систему нераспространения ядерного оружия. В дополнению к прямым "вызовам" существующей системе ядерного нераспространения можно выделить и группу проблем, которые хотя и косвенно, но дестабилизируют ситуацию в данной области:

 

* противоречие межу наднациональными и национальными системами принятия политических решений в области нераспространения;

 

* ограниченная эффективность некризисных рычагов воздействия на пролиферантов при одновременной политической сложности использования кризисных;

 

* противоречие между экономическими интересами и политическими обязательствами в сфере нераспространения.

 

В действительности именно эти "вызовы", в настоящее время основными и наиболее "горячими" и в силу этого должны находиться в центре внимания политических и общественных кругов, задействованных в сфере нераспространения. В принципе, без решения данных вопросов укрепление системы нераспространения будет ограничено рамками совершенствования существующей системы. Типологически данные дестабилизирующие факторы можно разделить на три вида: политические, структурные и институциональные.

 

В целом, представляется, что преждевременно говорить о том, что нераспространение в классическом виде полностью потеряло свое значение и теперь должно быть заменено новой системой, ориентированной прежде всего на контрраспространение и такие угрозы как ядерный терроризм и незаконный оборот ядерных материалов. В то же время, мы не должны преувеличивать опасность режиму нераспространения со стороны т.н. "государств-париев", а как минимум, сводить все проблемы именно к этому фактору. Активность такого рода государств особенно в свете открытий в Ираке после окончания войны в Персидском заливе 1990-91 гг. находится под исключительно плотным международным контролем и наблюдением. К тому же большая часть таких государств не обладает финансовыми и технологическими ресурсами для осуществления быстрой и эффективной военной ядерной программы. С другой стороны, существует ряд государств, для которых вопрос создания ядерного оружия с финансовой и технологической точки зрения является вопросом политического решения, но они, однако, обладают колоссальной свободой в своих действиях и, более того, пытаются диктовать мировому сообществу "правила игры" в таких важных сферах как экспортный контроль. Вряд ли стоит сознательно демонизировать Японию и Германию с точки зрения подозрений на наличие у них ядерных амбиций, однако вариант ренационализации их политики в области безопасности вовсе не исключен (он в настоящее время более вероятен для Японии), а значит и вопрос об инструментах ее обеспечения, одним из которых может стать ядерное оружие, не может быть полностью снят со счетов.

 

Основная политическая угроза ДНЯО как краеугольному камню современной системы нераспространения ядерного оружия заключается в потенциальной возможности разрушения сложившегося после окончания "холодной войны" консенсуса в мировой элите по данному вопросу за счет односторонних действий того или иного государства. Хотя вряд ли разрушение этого консенсуса приведет к моментальным трагическим последствия можно предположить, что это сделает практически невозможным качественное совершенствование системы нераспространения. Для того, чтобы избежать этого, но, естественно, не нарушая целостность и формальную легитимность ДНЯО можно было бы подумать о следующих возможных изменениях:

 

Во-первых, необходимо создание механизма кризисных консультаций ведущих стран мира в сфере ядерной энергетики нераспространения (пяти постоянных членов СБ, Германии, Японии, некоторых других государств) для обсуждения согласованных действий в случае опасности для стабильности системы нераспространения.

 

Во-вторых, укрепление роли Совета безопасности ООН в вопросах нераспространения ядерного оружия. В принципе СБ мог бы стать основным легитимизационным механизмом для формулирования международной реакции на нарушения режима нераспространения.

 

В-третьих, создание консолидированного международного форума для обсуждения вопросов экспортного контроля в постбиполярную эпохи с приданным ему впоследствии определенного механизма принятия международных решений. При этом следует иметь в виду, что такой механизм по определению не может быть менее легитимным, нежели МАГАТЭ, а значит он должен создаваться и функционировать с учетом опыта этой организации.

 

В-четвертых, создание международной системы глобального мониторинга ситуации в сфере нераспространения, которая бы имела потенциал сбора информации, ее обобщения и выработки рекомендаций для последующего принятия решений в СБ или ином органе, который будет занимать центральное положение в глобальной системе нераспространения. Это сделало бы международный обмен информацией более свободным и объективным.

 

Одним из наиболее дискуссионных вопросов является проблема санкций против нарушителей ДНЯО и иных договоренностей в рамках системы ядерного нераспространения. Естественно, что санкции являются неотъемлемой частью любого ограничительного режима, однако в данном случае этот вопрос автоматически приобретает геополитический контекст. К тому же, опыт введения санкций против некоторых государств (не обязательно в связи с их ядерными программами) в первой половине 1990-х гг. дал весьма неоднозначные результаты, о полном осмыслении которых сейчас говорить еще рано. Исходя из этого, прежде чем говорить о конкретных аспектах санкций основным участникам системы ядерного нераспространения (ядерные государства, МАГАТЭ, представители ООН) должны определить единые подходы к следующим проблемам:

 

1) характер юридической процедуры для введения санкций;

 

2) пределы эффективности санкций;

 

3) международные последствия введения санкций;

 

4) пределы использования военной силы для поддержания режима санкций.

 

При всем том, что обсуждение данных вопросов "в узком кругу" может в принципе породить обвинения в "неоимпериализме", однако с рациональной точки зрения очевидно, что реальная эффективность санкций может быть обеспечена только при консенсусе среди стран "большой семерки", а также Китая и России, с использованием легитимизационных механизмов ООН и опыта МАГАТЭ. К тому же, начало такого обсуждения могло бы сыграть позитивную роль как инструмент выработки и оформления новых подходов к стратегическим мерам доверия в той сфере, где как представляется найти консенсус может оказаться легче, чем в других. Тем более что, особая роль этих государств есть явление объективное. Основная структурная дилемма в сфере ядерного нераспространения заключается в определении новой роли для ДНЯО. Как представляется, после бессрочного продления ДНЯО в неизмененной форме трудно говорить о возможности инкорпорировать в Договор новые возможности. Тем более, что любая попытка изменить или дополнить Договор "в рабочем порядке" может дать лишь еще одну возможность для его подрыва. Таким образом, вопрос состоит в том, следует ли развивать систему ядерного нераспространения на базе ДНЯО, увеличивая нагрузку и пытаясь решать возникающие противоречия на базе толкования Договора, или вокруг него, используя его как юридическую основу для практической деятельности. Второй путь представляется более перспективным. Говоря о структурной модификации системы ядерного нераспространения следует отметить, что двумя основными задачами являются, с одной стороны, обеспечение структурного единства различных элементов глобального режима ядерного нераспространения с передаче основных функций по принятию решений в МАГАТЭ, а с другой, - более плотная функциональная интеграция - возможно даже формальная - МАГАТЭ с Советом безопасности ООН, что должно способствовать интеграции региональных и глобальных нераспространенческих инициатив. Однако концепции призывающие к тому, чтобы основывать в организационном плане развитие системы ядерного нераспространения на базе "семерки" представляются нереалистичными: ни один из возможных нераспространенческих режимов не имеет шанса успешно функционировать, если в него не будет в той или иной форме включен Китай. Также сомнительны и призывы превратить НАТО в инструмент ядерного нераспространения, поскольку степень милитаризированности данной сферы после окончания войны в Персидском заливе и так уже неоправданно велика.2 .

 

Главный институциональный вызов мы могли бы попытаться определить как задачу пройти между двумя опасностями: с одной стороны, раздуть многосторонний характер системы до такой степени, что она потеряет действенность и станет лишь "мировым нераспространенческим парламентом", а с другой, - поддаться соблазну увеличить эффективность системы за счет передачи большей части полномочий в руки какой-либо достаточно узкой группы стран или даже одной страны. В этом смысле, на первых порах новая система ядерного нераспространения будет формироваться как сплав трех основных элементов: международных легитимности и институтов (ДНЯО и МАГАТЭ) домногоплярного периода, национальных подходов к проблеме и групповых институтов и интересов (таких групп, как, например, ОАЕ, Движение неприсоединения, ЛАГ, НАТО и иных региональных соглашений).

 

В конечном счете, мы неизбежно встанем перед дилеммой: попытаться использовать уже сложившиеся институты в области ядерного нераспространения (и прежде всего МАГАТЭ), придав им новые функции и полномочия и укрепив институционально, либо же пойти по пути создания новых структур, однако с риском утратить легитимность системы в целом и еще больше раздуть международную бюрократию.

 

Что касается укрепления роли МАГАТЭ, то к сожалению приходится признать, что Агентство без получения на эпизодической или постоянной базе дополнительного политического (!) веса не может играть роль главного координатора в нераспространенческой активности. К тому же, основные ресурсы Агентства как правило расходуются на то, чтобы гасить периодически возникающие кризисы, причем они, как показывает ситуация вокруг Ирана и Северной Кореи оказываются недостаточными и дискуссия рано или поздно переходит на двух или трехстороннюю основу. А это, в конечном счете означает, что Агентство вряд ли сможет успешно справляться с большим объемом повседневной работы, особенно учитывая тенденцию к расширению спектра объектов и ситуаций, которые входят в компетенцию Агентства. Однако МАГАТЭ объективно останется основой системы нераспространения и в будущем, потому, что МАГАТЭ является той связующей нитью, которая - плохо или хорошо - увязывает все основные региональные и глобальные элементы системы нераспространения, а значит вопрос должен стоять о совершенствовании деятельности Агентства.

 

Что касается критического для будущего Агентства вопроса об укреплении его потенциала в сфере инспекций, данный вопрос неоднократно рассматривался в литературе3 . В принципе, тремя главными вопросами, вокруг которых идет дискуссия являются:

 

во-первых, передача всех ядерных объектов в странах-членах МАГАТЭ под гарантии Агентства;

 

во-вторых, возможность инспектирования Агентством все подозрительных объектов, а не только поставленных под гарантии;

 

в-третьих, право Агентства осуществлять инспекции без предварительного уведомления.

 

Отношения к данным вопросам, несмотря на их достаточную разработку, далеко неоднозначное и представляется уместным, чтобы именно они стали бы предметом обсуждения в процессе подготовки к Конференции по рассмотрению действия ДНЯО. Проблема в данном случае заключается в том, что эти вопросы должны быть безусловно решены на формально-юридическом уровне, а не с использованием инструментов, легитимность которых может быть со временем подвергнута сомнению (политические нератифицируемые соглашения, "рамочные договоренности", меморандумы о понимании и т.д.)

 

Прежде всего необходимо решить проблему ускорения реакции Агентства на возникающие кризисы. Как показывает прежний опыт, зачастую Агентства оказывается медлительнее, нежели государства-члены. Отчасти это провоцируется тем, что международное чиновничество оказывается оторванным от объектов наблюдения. Возможно стоит рассмотреть возможность создания региональных мониторинговых центров в таких потенциально опасных с точки зрения ядерного распространения регионах и субрегионах как Южная Азия, Ближний Восток, Северо-Восточная Азия, Средиземноморье, бывший СССР и Восточная Европа. Такие центры не только отслеживали бы процессы в сфере "классического" распространения и выполняли бы функции "раннего предупреждения", но и занимались бы оценкой ситуации с точки зрения таких проблем, как контрабанда ядерных материалов, опасность ядерного терроризма, а также оказывали помощь национальным органам соответствующих стран в пределах их компетенции.

 

Одновременно необходимо сделать все, чтобы оградить МАГАТЭ от попыток политического манипулирования со стороны отдельных стран или групп государств. В данном случае весьма негативную роль играют многочисленные подозрения относительно необъективности Комиссии ООН, а также обвинения в том, что она выполняла разведывательные задания в интересах США. Исходя из этой задачи можно предложить следующие варианты решения:

 

* обеспечить МАГАТЭ сбалансированным бюджетом, финансы в который выделялись бы всеми заинтересованными государствами при максимальном ужесточении контроля за расходованием средств;

 

* обеспечить безусловный международный контроль за набором кадров в Агентство, возможно перейдя к консенсусному принципу согласования кандидатур на руководящие посты;

 

* ужесточить практику отчетности Агентства перед государствами-членами и ликвидировать намеки на автономность руководства Агентства от государств его составляющих. Однако наиболее удачным вариантом обхода проблем, возникших с превращением ДНЯО в неизменяемый документ является перенос акцентов на те элементы системы нераспространения, которые дополняют ДНЯО, но структурно с ним формально не связаны. В числе таких элементов системы нераспространения можно было бы прежде всего назвать:

 

* развитие сети безъядерных зон;

 

* запрещение ядерных испытаний;

 

* совершенствование системы экспортного контроля;

 

* создание региональных систем безопасности.

 

Представляется необходимым остановиться на данных элементах более подробно. Что касается такого аспекта проблемы как запрещение ядерных испытаний, то как представляется его значение с точки зрения нераспространения ядерного оружия несколько преувеличено и это не всегда будет играть позитивную роль. В действительности, будучи важнейшим элементом разоруженческой повестки дня, ДВЗЯИ оказывает лишь косвенное влияние на нераспространение как таковое (особенно в его горизонтальном варианте), да и оно станет реальностью только если де-факто ядерные государства, а также пороговые и околопороговые страны вступят в режим безоговорочно и согласятся на жесткий международный контроль. Однако и в этом случае нельзя будет считать расширение круга стран-участников ДВЗЯИ заменителем глобализации ДНЯО.4 Вопрос о развитии системы безъядерных зон необходимо оценивать как с точки зрения политического эффекта, так и по критерию геополитической значимости. Действительно, если создание безъядерной зоны в регионе, где нет ядерного оружия или где нет государств, способных его создать даст в основном политико-психологический эффект, то попытки денуклеаризации регионов, где находятся де-факто ядерные страны могут принести реальный геополитический результат. Именно поэтому на нынешнем этапе следует уделять большее внимание не столько "количественному", сколько "качественному" составу участников таких зон. Особняком в данном случае стоит ситуация в Восточной Европе. С одной стороны, она пока является единственным из геополитически значимых для большинства основных государств мира регионов, в котором достижение формального безъядерного статуса возможно уже в ближайшее время. Но с другой стороны, именно в этом регионе развиваются весьма сложные военно-политические процессы, которые могут привести к появлению в нем ядерного оружия. Это, в конечном счете, подорвет всю концептуальную основу для дальнейшего развития таких зон в других регионах мира.5

 

В принципе, возможно эффективное развитие переговорного процесса по вопросу создания безъядерной зоны и на Ближнем Востоке, однако в данном случае, необходимо учитывать, что для ее создания будет необходимо учитывать не только ядерное оружие или даже ОМУ в целом, но и баланс сил в области обычных вооружений. А это означает, что в данном и целом ряде других случаев необходим более комплексный подход, основанный на создании региональных систем безопасности.

 

Такие системы могли бы быть ориентированы не только на сдерживание процессов ядерного распространения, но и на устранение стимулов к нему. В принципе, именно они могли бы стать основным направлением нераспространенческой активности, поскольку совмещают формальную легитимность ДНЯО, возможность участия в них всех или большинства "великих держав", а также потенциал для более гибкого подхода к проблемам региона, который бы учитывал его исторические и геополитические особенности. Именно в рамках региональных договоренностей могли бы быть устранены недостатки, присущие глобальному режиму и которые после продления ДНЯО не могут быть устранены. Региональные системы безопасности, организованные под контролем СБ ООН и с прямым участием пяти постоянных членов Совета и ориентированные в т.ч. и н на нераспространенческие нужды могли бы состоять из следующих элементов:

 

* система мониторинга военно-политической ситуации;

 

* развернутая система мер доверия и сокращения военной опасности;

 

* система взаимного мониторинга в области ОМУ;

 

* система мер по ограничению гонки обычных вооружений;

 

* система региональных соглашений по экспортному контролю, возможно основанная на принципах, отличающихся от выработанных в "клубах экспортеров";

 

* система гарантий безопасности для участников.

 

По крайней мере в двух регионах - на Ближнем Востоке и в Северо-Восточной Азии - такие системы или по крайней мере продвинутые консультации по вопросам, связанным с их созданием могли бы прежде всего быть ориентированы на решение текущих задач в сфере ядерного нераспространения и если не привести к полной денуклеаризации регионов, то по крайней мере снизить напряженность в этой сфере6 .

 

В Северо-Восточной Азии ядром системы региональной безопасности могли бы стать договоренности между КНДР и МАГАТЭ, которые могли бы быть усилены расширенным участием других ядерных государств особенно в сфере мониторинга. Ценность такой системы будет к тому же заключаться в том, что она может быть весьма полезным механизмом для обеспечения более активного участия КНР в международных усилиях в сфере ядерного нераспространения. На Ближнем Востоке ситуация представляется более сложной и вряд ли стоит надеяться на быстрый успех. Однако именно создание региональной системы безопасности и учет обеспокоенностей государств региона во всех сферах политики в области безопасности может подтолкнуть процесс денуклеаризации региона, который находится в полузамороженном состоянии в т.ч. и в силу того, что в регионе возник сложный, переплетенный, но единый баланс сил в сфере ОМУ, в рамках которого вычленение ядерного оружия Израиля представляется абсолютно невозможным, а рассмотрение проблем ОМУ без учета обычных вооружений, - как минимум затруднительным.7

 

В целом, можно предположить, что несмотря на бессрочное и безусловное продление, Договор о нераспространении ядерного оружия в ближайшие годы подвергнется давлению с целого ряда направлений. Вопрос, таким образом, стоит о том, что мировому сообществу следует быть готовым к этому и психологически, и концептуально. Исходя из этого, в заключении хотелось бы остановиться на некоторых выводах, которые автор предлагает на обсуждение специалистов и которые, с его точки зрения формируют реальную повестку дня для нынешнего и последующих заседаний ПК:

 

Во-первых, вызовы режиму нераспространения остаются весьма серьезными и они должны оставаться в центре внимания государств, заинтересованных в укреплении режима нераспространения. Опасность, помимо всего прочего состоит в том, что если в ближайшие годы не будет достигнуто серьезного прогресса в выполнении обязательств, взятых на себя ядерными государствами в ходе Конференции по продлению Договора и система нераспространения ОМУ в целом не будет кардинально укреплена, это может привести сперва к потере интереса к данной теме, а затем и к возникновению иллюзий относительно возможности если не прямого нарушения, то обхода ДНЯО.

 

Во-вторых, что касается нынешнего заседания Подготовительного комитета, то в данном случае мы стоим перед выбором, делать ли его (а значит и все последующие заседания) политическими событиями или же несколько снизить его значимость, превратив процесс в чисто "технический". Иными словами, речь идет о том, стоит ли ориентироваться на то, что ПК даст новый серьезный импульс развитию системы нераспространения и послужит делу выработки новых политически или юридически обязывающих документов, неизбежно поставив при этом вопрос о необходимости выхода за пределы существующих рамок. Или же по политическим соображениям мы предпочтем самим ограничить потенциал возможных перемен. При этом, чем больше будет уровень политического представительства на ПК, тем больше будет общественное внимание к проблеме, но тем уже будет спектр возможной дискуссии.

 

В-третьих, критическим для совершенствования системы нераспространения вопросом является вовлечение в процесс обсуждения стран, не являющихся членами ДНЯО и МАГАТЭ. В случае, если они будут в той или иной степени исключены из процесса подготовки к Конференции по рассмотрению действия ДНЯО это обречет нас на обсуждение возможностей внесения мелких поправок в систему нераспространения, лишив нас потенциала качественного прорыва в этой области. Однако следует избегать предоставления таким странам равного голоса с полноправными членами ДНЯО и МАГАТЭ, что может в принципе позволить им использовать свое участие в процессе в качестве инструмента подрыва Договора, тем более, что, как показывают переговоры с Индией, которая не является членом ДНЯО, о ее вступлении в ДВЗЯИ может создаться весьма опасный прецедент, когда то или иное государство получит право оказывать влияние на развитие режима контроля над вооружениями не будучи юридически его частью.

 

В-четвертых, необходимо сделать однозначный вывод о том, что развитие системы нераспространения ядерного оружия не может быть дешевым и все идеи о том, что это даст немедленную экономию средств следует признать, как минимум, нереалистичными. Возможно, по мере окончательной институционализации новой системы, ее государства-участники смогут получать определенный доход, хотя и в косвенной форме. Но на этапе ее строительства надо быть готовыми к увеличению затрат. Что касается позиции России, то необходимо четко осознавать, что в нынешней системе международных отношений роль государства в том или ином вопросе прямо пропорционально вложенным им средствам.

 

Наконец, важнейшим фактором в развитии системы нераспространения является сохранение многостороннего подхода к проблеме. Переход одной из ведущих стран-участниц системы и тем более группы стран к действиям на основании индивидуальных или групповых решений, может в короткие сроки привести к возникновению неконтролируемой ситуации в сфере нераспространения.

 

 

 

1 Например, немецкий ученый Рейнхард Род высказал точку зрения, что роль того или иного государства в новой постбиполярной системе экспортного контроля должна определяться прежде всего его экономическим потенциалом и что в данном случае не может быть использован принцип "одно государство - один голос". Такой подход представляется крайне опасным, поскольку сам факт того, что глобальный политический и геоэкономический инструмент, а система экспортного контроля, бесспорно, является таковым, будет базироваться на принципах экономического империализма, серьезно подорвет ее легитимность. См. Reinhard Rode, "Improving Nonproliferation Export controls", in Kathleen Bailey and Robert Rudney (eds), Proliferation and Export Controls, Boston:University Press of America, 1993, p.102.

 

2 С этой точки зрения весьма опасными представляются концепции о передачи части функций по поддержанию режима ядерного нераспространения региональным военно-политическим организациям, которые продвигают некоторые западные исследователи. См., например, Joachim Krause,"Proliferation Risks and their Strategic Relevance, What Role for NATO", Survival, Summer 1995, N 2, vol.37, pp.135-148.

 

3 . Необходимо особо отметить глубокую проработку данного вопроса в статье Дэвида Фишера "New Directions and Tools for Strenghenning IAEA Safeguards", "The Nonproliferation review", Winter 1996, pp.69-76.

 

4 Вопрос о геополитическом значении запрещения ядерных испытаний сознательно оставлен за пределами данной работы, в т.ч. и в силу того, что дискуссия вокруг него получила достаточно широкое освещение в печати. См.например, Владимир Орлов, "Подписание ДВЗЯИ - шаг в правильном направлении", Аржун Махиджани "ДВЗЯИ и "ядерная пятерка": проблемы остаются", Ядерный контроль, октябрь 1996. Следует также особо отметить работу Rebecca Johnson, "The CTBT and the 1997 NPT Prepcom", The Nonproliferation Review, Spring-Summer 1996, Vol 3, N 3, pp.55-62, в которой достаточно подробно, хотя, на взгляд автора, и излишне оптимистично анализируется взаимосвязь ДНЯО, ДВЗЯИ и процесса совершенствования системы нераспространения.

 

5 По вопросу создания зон, свободных от ядерного оружия в последнее время накоплена достаточно значительная литература. См. например, Владимир Чумак, "К вопросу о безъядерной зоне в Европе", Ядерный контроль, июнь-июль 1996 сс.27-30; Гузэль Таипова, Владимир Чумак, "Возможно ли создание безъядерной зоны в Центральной Азии", Ядерный контроль, август-сентябрь 1996 сс.26-30; Ян Правиц, "Зона, свободная от ядерного оружия, от Черного до Балтийского морей", Ядерный контроль, ноябрь 1996, сс.15-21. При том, что со многими положениями данных работ можно спорить, однако они закладывают достаточно прочную базу для формирования обобщенной структурной "модели" создания таких зон.

 

6 По данному вопросу см. Роланд Тимербаев, "Насколько реально создание безъядерной зоны на Ближнем Востоке", декабрь 1995, сс.7-11.

 

7 Данный вопрос рассматривался автором ранее. См. Дмитрий Евстафьев, "Ядерный фактор и региональные балансы сил", Ядерный контроль, октябрь 1995, сс.8-10.