Ввалившийся в квартиру немец был пьян, куражился, стрелял в потолок. Увидев девятилетнего Мишу, выглянувшего из-за ширмы, загоготал: «О, киндер, киндер!», вытаращился на него, что-то туго соображая, потом поставил к стене. И начал демонстрировать своё мастерство, всаживая пули из пистолета в штукатурку над головой, над плечами мальчика.

Вспоминая тот канун Нового 1942 года, Михаил Буткевич позже писал:

 

На пусковой крючок нажал

И... пуля мимо пролетела.

...Я только взрослым осознал,

Что был, мальчонкой, под расстрелом!

Расстрелянное детство

 

Михаил Антонович Буткевич
В тяжкую годину появился Миша на свет. 1932 год. Коллективизация. В неведомые края увезли из Любовина деда, Михаила Ивановича, попавшего под секиру раскулачивания. Не устерегся от репрессий отец - Антон Михайлович. Это позже его фразу, оброненную в бане о том, что из колхозов мало толку, посчитают малозначащей и полностью пострадавшего реабилитируют. А тогда за неё простому колхознику, правда, сыну кулака, дадут 10 лет. И сошлют в Астрахань, оставив без кормильца жену на сносях и троих детей... Вот так и появился Миша на свет.

 

Антон Буткевич бесследно сгинул на этапах, но стойкой оказалась мать, Виктория Владимировна. Судьба не скрутила её в бараний рог, не поставила на колени. Уехав с детьми от греха подальше к своим родителям в Буда-Кошелево, она не только умудрилась навестить мужа в ссылке, но и начать затем новую жизнь.

 

Гомель, столовая дорпрофсожа, обязанности официантки. Полы и котлы, которые ежедневно нужно отмывать и скрести. Комната в барачном здании по улице Жарковского, которую ей выделили накануне войны. Туда она наконец-то перевезла из Буда-Кошелёво семью.

 

«Детство было бедное, страшное», - вспоминает Михаил Антонович. - Школа на улице Рогачевской. 1-й класс. Я сижу на уроке - убого одетый, грязный. Сзади шепоток: «Вон обовшивевший сын врага народа сидит». Это клеймо тогда преследовало постоянно, и это самое горькое воспоминание из детства.

 

Начало войны запомнилось дорогой из Гомеля в Буда-Кошелево. Из окна поезда было видно, как кружат и сбрасывают бомбы самолеты. Грохот взрывов, стрельба. В Буда-Кошелеве долго не задержались: знакомый мужик отвез в Потаповку. Там переждали приход немцев. Когда через пару недель возвращались в райцентр, на дороге, то там то здесь, лежали трупы немецких и русских солдат, валялись разбитые телеги.

 

В доме у бабушки переждать оккупацию не получилось: тесно, нечего есть. После короткого заезда в Гомель, где произошла описанная в самом начале сцена «расстрела», семья направилась в Любовин, к Стефаниде Круковской, крестившей Мишу в младенчестве. Там скитания наконец-то закончились.

 

Жить приходилось, постоянно балансируя между немцами и партизанами. Днём в деревне хозяйничали оккупанты: реквизировали, били, стреляли. Ночью из леса приходили свои: обвиняли в сотрудничестве с врагом, тоже забирали еду и одежду.

 

У пацанов в этих условиях были свои занятия: на местах боев находили оружие, воровали патроны у немцев, разбирали снаряды и доставали из них порох - тоненькие, зелёные, длиной в четверть, свечечки. Играли с ними. Завернув как-то порох в тряпицу, Миша отправился с матерью менять продукты. И вторично едва не угодил под расстрел. На немецком посту их остановили. Солдат, разворошивший сверток и увидевший порох, заорал благим матом: «Партизан! Партизан!». С помощью десятка яиц матери едва удалось убедить его отпустить мальчонку.

 

Снаряды едва не сыграли роковую роль в жизни Миши ещё один раз. Уже после прихода Красной Армии старшие ребята в ночном отправили его завернуть лошадей. Через 5 минут раздался взрыв. Когда он прибежал к костру, его друзья лежали вокруг. Кто без руки, кто без ноги. Мишу судьба пощадила в очередной раз, посчитав, по всей видимости, что ему достаточно и того, что выпало на его долю.

 

Та заводская проходная

 

Михаил Антонович Буткевич с родителями, братьями и сестройЖизнь после освобождения запомнилась проблемами со школой. Идти по 2-й класс и сидеть с мелюзгой Миша не захотел: пошел сразу в 4-й, посчитав себя достаточно грамотным для того. Ошибся. С одним классом образования прыгнуть сразу через две ступеньки не получилось.

 

Учился плохо, был оставлен на второй год. В 1945 году, в 13 лет пошел работать учеником столяра на ДОК, который располагался тогда на Горелом болоте, в районе нынешней автостанции. За работу получал 300 г хлеба. Пока несешь его домой - отщипываешь мякиш то с одного уголка, то с другого. Принесешь - матери нечего отдавать. Естественно, была ещё и зарплата. Но она, почему-то, запомнилась меньше. А ещё были бревнышки, которые выносились за территорию комбината и продавались старушкам.

 

Тогда же пошел в 5-й класс вечерней школы и, в конце концов, получил восьмилетнее образование.

 

Особую роль в судьбе Михаила Буткевича сыграл завод «Гомсельмаш», куда он пришел работать в шестнадцать лет. Как он сам писал позже:

 

Была признательность сердечна.

Гудки вторгались в мои сны.

Я шел к тебе, завод, на встречу

В шестнадцать лет, после войны.

И страшно было мне, и тяжело,

Но ощущал я крылья за плечами:

Завод, завод, мне в жизни повезло

Делить с тобой и радость, и печали.

Работать взяли слесарем в цех МК-1100, где собиралась молотилка с такой аббревиатурой. Сначала постигал азы профессии, затем клепал торцевые ремни, собирал вентиляторы, коленчатые валы. В 1955 году пошел учиться в вечерний техникум. Контролер ОТК Николай Барбарич, который принимал у Михаила готовую продукцию, как-то посоветовал: «Иди к нам в отдел. Будет легче одновременно учиться и работать».

 

Прислушался к совету, пошел. Дали 7-й, потом 8-й разряд контролера, перевели во второй сборочный цех, назначили контрольным мастером ремонтно-механического цеха, избрали начальником экспортного бюро, выдвинули на должность начальника бюро технического контроля четвертого, а затем первого механосборочного цеха. В этой непростой должности Михаил Буткевич отработал 30 лет, стал Почетным гомсельмашевцем! И навсегда остался верен заводу, званию сельмашевца, романтике профессии:

 

Мы как дьяволы трудились

Днем и ночью, в выходной,

Так станки свои крутили -

Эхо шло над проходной!

Постигая каждой жилкой

Ритм работ, в жару, в пургу,

Выпускали молотилки,

Жатки, веялки, сушилки -

Перечесть все не могу.

«В цехах не только сталь резцами точат…»

 

Как контролер ОТК стал рабочим поэтом, да не простым, а «народным» (как его называют иногда на заводе) - разговор особый, поучительный.

 

В юношеские годы влюбился Миша Буткевич в девушку. И уговорила она его ехать на Целину. Но получилась как в том анекдоте со скалой: договаривались прыгать вместе, а прыгнул только один. У другого не получилось. Вот и уехала девушка в далекие края, а её возлюбленный остался в Гомеле. И началась бесконечная переписка. Тогда и пришло в голову: а ведь другие пишут стихи, почему бы мне не попробовать. Не спал всю ночь, к утру родилось:

 

Здравствуй, Тома,

Выслушай меня:

От волненья я пишу стихами,

Верю в счастье будущего дня:

Встретимся с тобою в Казахстане...

«Гомсельмаш» встречает Петра КлимукаПоказал стихи корреспонденту многотиражной газеты «Сельмашевец» Брониславу Спринчану, тот одобрил: «Хорошо написано. Давай опубликуем! И не бросай этого дела».

 

Не бросил. Начал публиковаться в «Гомельскай праўдзе», в «ЛiМе», «Знамени юности», «Немане», «Маладосцi», «Советских профсоюзах»... Стал победителем литературного конкурса, за что был награжден путевкой на Всемирный фестиваль молодежи и студентов, который проходил в Москве. В 1957 году был отправлен на съезд молодых поэтов в Королищевичи, что под Минском. Жил в одной комнате с Короткевичем и Бородулиным, познакомился с Виткой, Пилипом Пестраком, Аркадием Кулешовым, Иваном Шамякиным, Петрусем Бровкой, Сергеем Граховским, Евдокией Лось. На мастер-классе стихи его разбирал Алесь Звонак, а помогал Нил Гилевич, который всем пожелал читать стихи так, как это делает Михаил Буткевич. Затем кое за что похвалил, кое за что разнес в пух и прах. Свои стихи Михаил Буткевич посвящал и читал космонавту Петру Климуку, другим известным людям, которые приезжали на завод. Но это тема отдельного разговора.

 

Поэзия не всегда помогала в жизни. Бывший директор завода, Почетный гражданин города Гомеля Иван Котенок, заочно наслышанный о контролёре-поэте, когда-то говорил: «Кто такой Буткевич? Займите его делом. Как это можно работать на производстве и сидеть, стишки писать?». Но последовавшее затем личное знакомство, во время которого Михаилу Антоновичу довелось раскрыть директору завода глаза на причины изготовления бракованных валов, никак не дававшихся заводчанам, в корне поменяли его мнение. «Вот тебе и стишки!», - признал он свою неправоту.

 

С директорами «Гомсельмаша» Буткевичу везло. Один из них - Станислав Прокопенко - помог издать сборник поэзии «Новиковская роща», второй - Валерий Жмайлик - сборник «Улица аистов». Понимая неординарность своего подчиненного, поддерживали они его и морально. Хотя производство - не та сфера, где расшаркиваются и сюсюкают.

 

В целом же, рассказывая об истоках своего увлечения, пронесенного через всю жизнь, Михаил Буткевич говорит так:

 

На радость гомельчан

«Возник» поэт Буткевич.

Родил его Спринчан,

А вырастил - Гулевич.