“Шестерка” - так в просторечном астраханском варианте называют ИК-6 строгого режима. Учреждение серьезное уже по своему спецконтингенту. Здесь отбывают наказание, понятное дело, не за кражу куриц с соседского двора. Есть сроки за 20 лет. Например, 22, 25, и даже 29. Мы видели этих людей, мы с ними разговаривали. Они там очень разные, как и мы с вами - здесь, на воле.
Результаты взаимодействия руководства УИН и администрации области - налицо. 2 января с.г. подписано распоряжение главы обладминистрации о поддержке системы исполнения наказаний. Средства в нем заложены немалые и есть уверенность, что все будет реализовано в срок. И еще одна приятная для Системы новость. На выходе - областная целевая программа реформирования промсектора УИН. Очень серьезный документ. Наверняка, многое в колониях изменится теперь к лучшему. Тем более, что в декабре прошлого года ОПС приняло наконец разумное и давно ожидаемое решение о снятии налога с продаж для учреждений УИН.
Сроки у них, конечно, серьезные, впечатляют. И, разумеется, особенно долго, тягостно и беспросветно тянутся эти годы, если человек не работает. Он изламывается морально настолько, что потом на свободе оказывается просто нежизнеспособным. Для нормальной жизни. И наоборот, работа для очень многих становится единственным спасением, особенно для тех, кто, совершив что-то ужасное (во что и сам теперь не верит), твердо решил, что за решетку он больше не вернется никогда. Ведь такие люди обычно с семьей связи не теряют и для них крайне важно поддерживать своих близких материально. И как же обидно, что именно их рабочие руки без дела! Мало того, что эти руки не могут обнять жену и приласкать ребенка, но они еще и бездельничают. Для большинства это очень тяжкое испытание и истинное наказание.
Обо всем этом мы и говорили с директором производства ИК-6 Исламом Рахмановичем Агагюловым, который и в человеческие судьбы вникает, и умеет организовать производство, и в коммерческих сделках знает толк. Когда мы шли к его кабинету, в коридоре так аппетитно пахло только что испеченным хлебом из пекарни колонии, а потом гостеприимный директор угостил нас с мороза таким горячим чаем, что как-то сразу подумалось: здесь люди не просто работают, они здесь живут. Иначе, наверное, и быть не может рядом с теми, кто “отсиживает” тут долгие годы своей жизни, без выходных и праздников.
Это было...
Ветер гуляет в вышине огромных производственных корпусов. Иногда сюда залетают птицы. Люди, правда, теперь стали сюда заходить чаще. Период развала производственной деятельности исправучреждений, кажется, на исходе. Хотя, многое из того, что было сюда вложено при Советской власти, уже не вернуть. Спасибо, хоть корпуса в перестроечном пылу с землей не сровняли. Стали-таки думать и о стране, и о зэках...
Дело
Когда проходишь по территории “шестерки”, как-то вообще забываешь, где ты находишься. Настоящий завод. Огромные корпуса цехов, по масштабу сравнимые с авиационными ангарами. В одном корпусе - мощный пресс. Неработающий. В другом было 120 единиц оборудования по металлообработке. Сейчас - гора металлолома. И сама территория между цехами просторная. Если взяться, много чего можно понастроить. И трудоустроить почти тысячу “сидящих” (пока из 784 работает 46, 6 %). Обидно, что в развале все то, что когда-то (а именно в 80-е годы) работало в полную силу. Даже прицепы в зоне изготавливали, для продажи за рубежом. А потом начались перестройки, и все свернулось без господдержки. Теперь только инициатива руководства всего УИН и конкретно этой колонии может постепенно восстановить производство.
Уже есть чем похвастаться. Купили пилораму. Утеплили и привели в жилой вид один из цехов, где развернуты работы по производству изделий из дерева. Детские складные стульчики покрывают, как и положено, пищевым лаком. А крепкие и одновременно изящные табуретки (что особенно трогательно - сидения у них с закругленными краями) украсят любую кухню. Изготавливают здесь разделочные доски, скалки, нарды. По спецзаказу могут сделать двери, оконные рамы, полки, подвесные шкафчики, многое другое. Потом в мастерской все это со вкусом украсят специалисты по деревообработке. В колонии есть ПТУ, в котором обучают всем премудростям, связанным с обработкой дерева.
Кстати, заказов на такие товары уже много, их привозят с ярмарок и из магазинов, где продают изделия. Для покупателей это удобно, ведь обычно все посещают ярмарки рядом со своим домом. А в том, что заказ будет выполнен очень быстро и с высоким качеством, можно не сомневаться. Лес для цеха закупили в Нижнем Новгороде. Кстати, доставили его на собственные подъездные пути станции Кутум (это тоже - гордость и заслуга производственников УИН). Кстати, ныне руками осужденных может быть обновлена любая мебель и в школах, и в больницах.
В цехе, где установлен пресс, есть станок для резки резины. Старые автопокрышки по распоряжению экологов должны свозиться для утилизации именно сюда со всей нашей области.
Конечно, хорошо было бы разместить и госзаказ в промышленной зоне “шестерки”. Начальник УИН полковник В.Г.Андреев на всех уровнях убеждает руководство города и области в целесообразности этого перспективного проекта.
Сейчас в городе работает уже 17 магазинов, где реализуются товары, изготовленные в ИК-6. В самых разных уголках города они есть. Ну просто молодцы сотрудники “шестерки”, не на шутку развернули наступление на рынок в интересах своей колонии!
В зоне планируется разместить и подсобное хояйство, и швейный цех. А в пекарню, где выпекают хлеб и для колонии и для СИЗО-1, на прошлой неделе завезли оборудование для производства макаронных изделий мощностью 70 кг в час. Тут у колонии тоже перспективы хорошие, потому что “Макфы” для осужденных не напасешься, а свое производство, оно, конечно, выйдет дешевле.
Директор
Как один из замов ИК-6 директор сейчас исполняет обязанности начальника этого исправительного учреждения. К тому же, Агагюлов - председатель совета директоров всех учреждений Астраханского управления исполнения наказаний. Ислам Рахманович в пенитенциарной системе всю жизнь, и высшее образование у него именно юридическое. Однако, человек он разносторонний, и к производственным вопросам оказались у него способности просто незаурядные.
Судьба забросила его в наш южный город, можно сказать, случайно. Родом он из Дагестана, служил на флоте, потом в Иваново работал контролером в СИЗО, и оттуда по направлению поступил учиться в спецшколу во Владимире. Получив диплом, с друзьями по учебе намеревался махнуть в Иркутск, да передумал. И оказался в Астрахани. Работал оперуполномоченным в нашем “Белом лебеде”, потом обнаружилась его хозяйственная жилка, и поручили ему заниматься прозводственными вопросами. Поработал он и в отделе по борьбе с организованной преступностью. А в 95-м году полтора месяца отдал той первой, кровавой чеченской войне.
В прошлом году директор немало поездил по учреждениям исполнения наказаний России. Особенно сильными были впечатления от колоний в Воронеже, где удалось сохранить с 80-х годов и всю производственную базу, и подсобные хозяйства. Просто удивительно, как там смогли продержаться наперекор всем реформам! Поездки эти, с одной стороны, директора расстроили (потому что наша бедность при таком сравнении особенно заметной стала ), а с другой - вдохновили. Ведь обычно людей с сильным характером трудности и проблемы настолько мобилизуют, что они готовы горы свернуть. Что он и пытается делать уже больше двух лет, возрождая производство сначала на своей “шестерке”. Хочется от души пожелать ему удачи на этом трудном пути. И начальнику всего Управления исполнения наказаний полковнику Владимиру Григорьевичу Андрееву - тоже желаем удачи! Он на своем посту меньше года, но уже многое успел сделать, чтобы повернуть к проблемам исправсистемы и наши власти, и общественность, и предпринимателей . Многие из мира бизнеса успели убедиться в том, что развитие производства в колониях со всех сторон дело благое: и для тех, кто отбывает наказание, и для самих бизнесменов, которые по закону получают льготы, участвуя в производственном процессе зон.
Работа
Труд на советских зонах всегда был, скорее, в принудительном почете. И выцветшие лозунги нравоучительного содержания особого пыла не вызывали ни у кого. Даже у проверяющих. Однако сейчас, спустя много десятилетий беспросветного труда бесплатных работяг (именно под маркой борьбы с принудительным трудом и заставляли при Горбачеве уничтожать зоновскую индустрию), у осужденных появился реальный стимул работать. По-настоящему, в том числе и на себя. Человечность законодателя, разрешившего включать время труда на зоне в общий трудовой стаж, обитателями Системы оценена. До пенсии ведь многим осталось немного, а горькие судьбы бомжей - у всех на устах. Вот и работают сейчас там те, кто хочет. А хотят почти все. Правда, работы им не хватает...
Режим
“Строгая” зона - это серьезно. Здесь пребывает все больше народ не простой, основательный. Убийства с отягчающими, серьезный такой разбой, кражи не впервой. Жуть, в общем. Если приговоры почитать, то спать долго не будешь. Все работники колонии через это прошли. Потом уже как-то приноровились, закрыли свою душу от того концентрированного кошмара, что веет от строя этих одинаковых и теперь уж, в большинстве своем, ничем не примечательных, даже серых людей... Каждый из них - своя враждебная Вселенная. Каждый - сам по себе. Любая дружба - до ближайшей остановки. И потому здесь, на зоне, основная задача - уберечь их друг от друга. Создать каждому свою зону личной безопасности. Чтоб не было ни паханов, ни шестерок. Чтоб любой ощущал себя человеком (при том, что содеянное говорит о них совсем другое, порой...). И залог этого спасительного порядка - режим. Заразная, кстати, вещь. Люди ведь приноравливаются ко всему. Вот и там быстро так приноравливаешься к размеренной предопределенности бытия. Подъем в шесть, отбой в десять (кроме субботы), еда и баня в одно и то же время. Как и отоварка в непременном ларьке. Обязанности могут не меняться годами. Живи, словно по кругу ходи, отгородившись от всех и переживая события, во всех подробностях известные только тебе...
Свадьбы
Грустное это, в общем, мероприятие, женитьба на зоне. Хотя много раз уже повторялось. И будет повторяться всегда. Объявление в газете. Ответ. Прекрасные, прочувствованные, изголодавшейся душой написанные письма, с донельзя аккуратным почерком. Ясность чувств и их словесная мощь, перед которой трудно устоять. Потом бракосочетание. Три положенных жарких ночи. Опять письма. Мечта об условно-досрочном освобождении. Встреча. Попытка начать “вести совместное хозяйство”...
Вот именно это и оказывается самым трудным для нашего брата зэка делом. Как ни странно, но самым тяжким и непреодолимым испытанием для него часто оказываются не годы на нарах, а жизнь на воле с женой. А то и с ее детьми. Которых надо кормить и одевать. А еще играть и отвечать на вопросы. И общаться, отвлекаясь от друзей, дружков и знакомых. От привычек и застолий. Ой, как это постепенно все напрягает... Привычки-то ведь другие. Жизнь-то всегда была не для этого. Сам по себе и для себя. Хочу - делаю, хочу - отдыхаю. Слова “надо” в мозгах почти что нет. Есть одно преогромное “хочу”. Любой ценой и за любой счет...
А ведь благоверная еще и взбрыкнуть может, если что не так сделал или вообще по мужской части (в хозяйственном смысле) вдруг не смог. Да просто не захотел. Не до того было, о чем-то своем все думалось, с друзьями-знакомыми за рюмкой чего-то покалякать захотелось. А что, нельзя что ли? Ну и иди подальше. Да если я тебе уже не нравлюсь, я и сам уйду. Нечего было и отвечать мне, душу травить. Подумаешь, поллитру с мужиками выпить нельзя. Ну, не берут меня нигде, говорят, весь в наколках зэк, да к тому же рецидивист... Да ты мою маму не тронь, а то так двину, что враз онемеешь. Со мной даже на зоне начальник отряда так не разговоривал, а тут ты еще...
Короче, трудная это работа, мужем быть. Пить по-любому нельзя, конечно, если не хочешь, чтоб все это быстро кончилось. Воровать тоже. Ни у других, ни у своей молодой семьи. Опять же деньги все равно надо в дом нести. Заработанные (если хочешь, чтоб все надолго было). И каждый день почти одно и то же: дом-работа-дом. Почти как на зоне. Просто расстояния побольше. Да народу по пути больше встречается разного. Да о жратве и одежде самому думать надо. Все время. Спросите у любого, кто свой двадцатилетний срок (семейной жизни) отмотал...
Наколки
Самая большая дурость их молодости. Ну что за радость, в неприглядных условиях камеры, от охраны шифруясь, вкалывать себе под кожу всякую ерунду... На всю жизнь. И как назло - на самых видных местах. Нет, чтоб на боку где... Так вот на тебе, гляди народ, откуда я - на руке все как есть прописано. Хорошо хоть не на лбу (хотя и такие психи, говорят, бывают). Вот и получается смазанной вся радость на воле. Ну посуди сам, братан. Заходишь ты в трамвай, к примеру. Берешься за поручень - и всем сразу видно, кто ты и откуда. Спецы даже скажут, за что сидел и когда примерно это было. Как голый стоишь. Народ, видя эту твою “визитку”, сторонится тебя. Непонятно за что. Ты же ничего такого не делашь. Стоишь себе, думаешь. А они на тебя все как один косятся, глаза торопливо отводя. Тоска, хоть на зону опять лезь... Не, был бы в моей камере тогда умный человек, чтоб от такой дури отговорил, я ему сейчас просто в ноги поклонился бы...
Мастер
Совсем отдельно хотелось бы сказать об удивительных кораблях петровской поры. С белоснежными парусами. Они просто не выходят из головы, если увидишь однажды. Их за два года увезли из зоны уже 35. Конечно, речь идет о макетах. И речь о мастере-умельце, о самородке, по чертежам изготовившем точные аналоги этих героев былого. Не будем называть фамилию умельца, он такой рекламы не хотел бы. Интеллигентный человек, приятный собеседник... В прошлом у него - служба в авиации, и в прошлом – то, что в одночасье перевернуло всю его жизнь. А в настоящем - работа в мастерской, где уникальному мастеру создали хорошие условия для творчества. Он еще и картины пишет, и другие сувениры из дерева с редкой фантазией выдумывает.
Кстати, заметить талант - это ведь тоже талант. Очерствевшие душой люди (а ведь именно так иногда судят о тех, кто работает в колониях) ничего такого не заметили бы, конечно! И не было бы тогда красавца-корабля с таким уместным всегда, а уж здесь особенно, названием “Надежда”. И сидел бы этот художник в цехе, и целыми днями, без творчества и выдумки вставлял бы резинки в крышки для майонеза... Разумеется, крышки эти - тоже нужное дело. Просто здесь - не тот случай.
И вообще, эти парусники могут стать прекрасной визитной карточкой ИК-6, где всерьез решили возрождать производство, бороться с безработицей, решили зарабатывать и завоевывать рынок. Надежда у них уже есть. И это главное.
Вован
Туго затянутая пружина. Так и кажется: если чуть ослабить, то развернется так... Собственно, это с ним в последний раз и случилось. А по первости-то все начиналось банально. Со слова “хочу”. С характером ведь уродился парень. Если что-то ему нужно было - добивался непременно. Таким бы в командиры идти. А тут – урка потихоньку рождается. Эх, в анабиоз бы его. Лет на 200. Может, к тому времени все же научатся мировоззрение как-то латать... А тут, угнал он по молодости мотоцикл. Но вернул ведь. Там, правда, еще и кража попутно была. А до этого всего - условный приговор за другую кражу. В общем, сел он. На три года в малолетку.
Любая детская колония - это особый ад, в который, как кажется, судьи с прокурорами отправляют чужих детей, не понимая, что они тем самым для них (и для всех нас) делают... Концентрация эгоизма и себялюбия, безразличия и непробиваемости. Всеобщая ощеренность против всего. В подростках, в этих подростках, в этом месте, она создает эффект всеразрушающий. Окончательно закрывая молодой разум для сострадания, любви к ближнему, жалости к слабому. Потому что иначе там не выжить. Ты кого-то пожалеешь, а кто пожалеет потом тебя? Оттуда еще никто не возвращался лучше...
Вот и Вован, вернувшись из детской колонии, добрее не стал, отзывчивее тоже. Опять что-то украл. Опять сел (теперь по-взрослому). Опять украл и опять сел. Судьбина... Ныне он сидит за разбой. Даже погулять на воле в последний раз толком не пришлось. Три месяца - и вновь закрыли. Делов-то... И надо же ему было того чудака встретить. Языком толком не владеющего. Не знающего, какие слова в приличном обществе употреблять можно. Вот и пришлось его повоспитывать. В кровь. С тяжкими телесными. Зачем-то еще и куртку его прихватил... Короче, восемь лет. На размышления. Сколько ходок он еще выдержит?
Денис
Грустная, очень грустная история. Судьба. Мать погибла. Отец пропал. И стал глазневский детдом единственным светлым пятном в его жизни. Только вот все хорошее имеет свойство заканчиваться. Да больно уж резко детство у детдомовских заканчивается. Раз - и выдернули тебя из тепла. Сразу в стынь жизни. Так сказать, кончил школу... и гуляй себе смело. На все четыре стороны. Куда глаза глядят...
Первый раз сирота сел ненадолго. Всего-то два месяца в СИЗО провел (“квартирная кража была, небольшая такая”). По-первости отпустили. Но кроме возобновленной “путевки в жизнь”, добрые судьи со следователями ему ничего не дали. Да у него и не было ничего. Вот и сел он в свои 17 лет во второй раз. Опять за то же... “Дело” выгорело тогда неплохое (видно, “камерный” опыт помог): на 80 тысяч чьего-то добра упер, зараза. Правда, вскоре все пришлось вернуть. И засел он в СИЗО уже на год. Амнистия ему, дураку, дала еще один никчемный шанс. Которым он не воспользовался. Опять залез к квартиру, опять взял телевизор (“маленький такой”), опять участковый его остановил. Ну, и “закрыл”, соответственно. Третья ходка в его 23 года. Как и в детстве, вновь привычный, распределенный по минутам быт, все по норме, все ровно и одинаково. Думать не надо особо, просто существуй и все. Все просто. На воле явно сложнее...
Наркоманы
Вот про них можно сказать точно: их убивает свобода. Пусть там на Западе какие угодно бабки в их “реабилитацию” вкладывают, а тут для конченых наркоманов найдено простое, очень для родных и близких дешевое, а главное, эффективное средство: закрыть, и все тут. Конечно, поначалу бывает непросто. Особенно в СИЗО, где у некоторых начинается ломка. Жуткая вещь, доложу я вам. Хичкок тут просто отдыхает. Но, кстати, никто еще от перенесенной ломки не умер. Кажется. Потому что все сплошь молодые, со здоровыми пока что сердцами и сосудами...
Ну, потом, как водится, зона. Долгожданный “мир без наркотиков”. Ну, в смысле, практически без них. Единственная легальная и почти регулярная радость - “чифирь”. Чтоб сосуды до конца уж добить. Жизнь-то все равно поломатая... Так и живут на зоне. На глазах молодея.
От физической зависимости освобождение получается полное. От психологической, как и в любой сверхдорогой клинике, - нет. А потому, единственная надежда - на большой срок. Так они явно проживут, на радость мамам, подольше. А там, глядишь, ученые к моменту их освобождения что-то радикальное придумают...
Продукция
Ну, начнем с того, что “шестерка” уже сегодня могла бы снабдить весь наш север ... лопатами для снега. На складе они есть. Нижегородские дворники были бы явно рады (между прочим, канадские - тоже). Что еще? Сетка - рабица. Был бы заказ, ею бы, родимой, хоть всю область огородили бы. Или же “колючкой” (если надо будет).
А еще можно все кухни Нижнего Поволжья заставить табуретками. Ладными такими, и на вид, и на ощупь приятными. Ну видно же, что с любовью к людям все сделано.
Грамотный предприниматель (ООО “Ройял груп”) помогает людям с работой, свой бизнес двигая. Здорово получается у фирмы “Кедр”. Она разместила прекрасный заказ по деревообработке. Нельзя не отметить “Табачную фабрику”, колхоз “Юбилейный” Камызякского района, ТСК “Энергия”, ЗАО “Втормет”. Это те, с кем хочется работать и дальше. А вообще, как ни странно, контакты с местными предприятиями идут намного труднее, чем с иногородними. Астрахань пока явно уступает Коврову, Перми, Екатеринбургу, Нижнему Новгороду. Даже странно...
Эх, да что там много говорить. Если у кого из астраханских предпринимателей возникнет желание сделать много дельных вещей, требующих аккуратных и внимательных рабочих рук - милости просим. Помните: колонии - самый надежный деловой партнер. Потому что они будут всегда...
По зоне ходили: Н.Дерябина, В.Карпов.