https - перейти на защищенную версию сайта

Авторизация

ИнструментыМатериалыГалереяО сайтеБлогиФорум Что с сайтом
Исторический альманах, портал коллекционеров информации, электронный музей 'ВиФиАй' work-flow-Initiative 16+
СОХРАНИ СВОЮ ИСТОРИЮ НА СТРАНИЦАХ WFI Категории: Актуальное Избранное Telegram: Современная Россия
Исторический альманах, портал коллекционеров информации, электронный музей

Путь:

Навигация


Язык [ РУССКИЙ ]

Поиск
Подписка и соц. сети

Подписаться на обновления сайта


Поделиться

Яндекс.Метрика

Новые материалы

Картинка недели

К началуК началу
В конецВ конец
Создать личную галерею (раздел)Создать личную галерею (раздел)
Создать личный альбом (с изображениями)Создать личный альбом (с изображениями)
Создать материалСоздать материал

Исторические заметки

Оценка раздела:
Не нравится
1
Нравится
Для материалов общего фарактера, не вошедших в другие исторические разделы сайта

Категории

УЧАСТИЕ СОВЕТСКИХ УЧЕНЫХ ПРИЗНАНО НЕЦЕЛЕСООБРАЗНЫМ

Дата публикации: 2018-11-07 22:43:11
Дата модификации: 2018-11-07 22:43:11
Просмотров: 1346
Материал приурочен к дате: 1997-10-07
Прочие материалы относящиеся к: Дате 1997-10-07 Материалы за: Год 1997
Автор:
На Старой площади не нуждались в советских нобелевских лауреатах
 
   На Старой площади не нуждались в советских нобелевских лауреатах
 Абрам Моисеевич Блох - доктор геолого-минералогических наук.
   Архив.
   АРХИВЫ сродни минному полю. Листая аккуратно подшитые документы прошлых
времен, на многие десятилетия надежно упрятанные под гриф "Строго
секретно", продираясь через частокол суконных оборотов троечников от родной
словесности, трудно предугадать, где рванет и какой очередной миф прикажет
долго жить.
   НОБЕЛЕВСКИЙ "АНТИСОВЕТИЗМ".
   Сегодня уже известно, что в первые послевоенные годы в СССР вынашивалась
идея учредить международные Менделеевскую и Горьковскую премии, призванием
которых стало бы идеологическое соперничество с Нобелевским фондом.
Институции последнего, по уверениям партаппаратчиков, проводили и проводят
направленную "антирусскую-антисоветскую" политику.
   Инвективы в адрес нобелевских комитетов по части их "антирусских"
настроений, конечно же, заведомо рассчитывались на полную неосведомленность
читающего обывателя. Пиетет Нобелевского фонда в отношении к русской науке
и России в целом, с историей которого со времен Николая I до 1918 года
тесно переплетались судьбы семейства Нобель, нес на себе знак самой высокой
пробы. Из 14 первых премий по физиологии и медицине, а в этой области
научных знаний дореволюционная Россия по многим показателям шла в авангарде
мировой науки, две премии пришлись на долю русских ученых - Ивана Павлова
(1904) и Ильи Мечникова (1908). Всего же за период с 1901 по 1917 год ее
удостоились ученые десяти стран Европы, и Россия среди них по числу
лауреатов занимала почетное третье место после Германии и Франции.
   Сам Альфред Нобель неоднократно подчеркивал глубокое уважение к
представителям русской научной школы, в частности к своему учителю -
знаменитому русскому химику Николаю Николаевичу Зинину, сыгравшему
немаловажную роль в его становлении как выдающегося изобретателя. Но вот
еще один, ранее не известный документальный факт, обнаруженный
петербургским исследователем В.С. Мешкуновым.
   Заинтересовавшись в свои последние годы некоторыми вопросами физиологии
человека, Нобель в 1893 году обратился с просьбой проверить его выводы в
два научных учреждения - в Каролинский медико-хирургический институт в
Стокгольме и в Институт экспериментальной медицины в Петербурге. Их адреса
в немалой степени увязывались с его биографией; Стокгольм был столицей его
родины, а в Петербурге прошли годы детства и отрочества, сформировались
научные пристрастия. Но дело не только в ностальгических воспоминаниях.
Пожелания подразумевали еще и убежденность в достойном творческом
потенциале выбранных научных коллективов..
   Однако для суждений об "антисоветизме" нобелевских учреждений некоторые
внешние обстоятельства вроде бы намечались. Так, присудив в 1930 году за
открытие эффекта комбинационного рассеяния Нобелевскую премию индийскому
физику Чандрасекхару Раману, в Стокгольме странным образом позабыли о
советских ученых Г.С. Ландсберге и Л.И. Мандельштаме, получивших
аналогичные экспериментальные результаты независимо от Рамана и по времени
даже несколько раньше, чем он. Не мог не удивлять и полувековой пробел
между датами присуждения премии Мечникову и первому советскому нобелевскому
лауреату химику Николаю Семенову. То есть многократные пропагандистские
залпы по Стокгольму все-таки находили для себя удобные цели.
   Но и этот благостный для режима миф жестоко разбили бесстрастные
архивные находки. Они явили миру нечто неопровержимое: барьеры на пути
международного признания советских ученых выстраивали не на островах
Стокгольма, а в средоточии тотальной бесконтрольности власти - в цековских
кабинетах Старой площади.
   НОВЫЙ АДРЕС - СТАРАЯ ПЛОЩАДЬ.
   Начало отъединения советской науки от нобелевского движения следует
относить к середине тридцатых годов, когда произошел обвальный разрыв
контактов СССР с зарубежными странами. Естественно, что запреты затронули и
ученых, до того активно сотрудничавших с нобелевскими комитетами.
   Для учреждений Нобелевского фонда регулярные контакты с учеными разных
стран являются составной частью их процедуры и охраняются уставными
требованиями. Делается это для возможно более полного учета вероятных
претендентов на лавры. Предписания устава содержат четкие гарантии
значимого представительства научных учреждений зарубежных стран, членам
которых ежегодно направляются индивидуальные приглашения принять участие в
выдвижении своего кандидата на очередную премию.
   Победа советского народа в Великой Отечественной войне поспособствовала
оживлению в среде высшей партийной бюрократии побегов мессианства,
предопределивших в конечном счете постыдную кампанию "борьбы с
космополитизмом и преклонением перед Западом". В угарной атмосфере
ультрапатриотизма трудно было подобрать более подходящий объект для
идеологической конфронтации на ниве науки и культуры, чем институт
Нобелевских премий.
   Профессор Ларс Гуннар Силлен, один из членов Нобелевского комитета по
химии, в письме в советское посольство напоминал в 1954 году, что комитет
неоднократно обращался и лично, и через структуры Академии наук СССР ко
многим советским ученым с приглашением принять участие в выдвижении
кандидатов на премии. "Письма по окончании второй мировой войны, - отмечал
ученый, - посылались каждый год, один год через ВОКС, другой через
посольство". Но все они оставались безответными.
   Причины молчания были тривиальными - письма не доходили до адресата. Вот
один из примеров. Приглашения на имя академиков А.Ф. Иоффе, П.Л. Капицы,
Н.Н. Семенова и А.Н. Фрумкина, отправленные в 1949 году через советское
посольство, по существовавшим предписаниям из МИДа попали не тем, кому
предназначались, а на Старую площадь, где и завершили в гималаях
канцелярских архивов свое недолгое путешествие.
   Упрямые потомки викингов, однако, не теряли надежды, не забывая, что
вода камень точит. Тот же Ларс Силлен решил сам выдвинуть на Нобелевскую
премию по химии 1953 года одного из советских коллег - первооткрывателя
разветвленных цепных реакций Николая Семенова или специалиста по твердым
адсорбентам М.М. Дубинина. Однако для обоснования выдвижения необходимы
оттиски научных трудов, собрать которые в Стокгольме затруднительно:
биографические справки, позволяющие судить, "является ли тот или иной
советский ученый сам творческим работником такого типа, для которых
предназначены Нобелевские премии, или же он - только способный
администратор, умеющий выбирать талантливых помощников".
   Вполне "от мира сего", Силлен обратился за протекцией к члену правления
союза обществ "Швеция-СССР" Еве Пальмер, пользовавшейся в московских
партийных верхах известной благосклонностью. Просил посодействовать в
получении через советское посольство нужных материалов, но по секрету от
самих выдвигаемых, чтобы впоследствии ни один из них "не почувствовал себя
разочарованным". Госпожа Пальмер отозвалась на просьбу, но..
   "ОТВЕТИТЬ УСТНО ОТКАЗОМ".
   Вот выдержка из письма заведующего Пятым (скандинавским) отделом МИД
СССР А. Абрамова члену коллегии министерства
   Г. Пушкину от 8 февраля 1953 года за N 238/5ео (документ хранится в
Архиве внешней политики РФ): "Как известно, шведский нобелевский комитет
(так в тексте: видимо, МИДу невдомек, что в Стокгольме функционировали
четыре нобелевских комитета. - А.Б.) в выборе кандидатов на Нобелевскую
премию проявляет свою реакционность и враждебность Советскому Союзу.
Комитет за все время своего существования не присудил премии ни одному из
советских ученых. Реакционный характер нобелевского комитета разоблачался в
нашей прессе (здесь и ниже подчеркнуто адресатом. - А.Б.). В послевоенный
период неоднократно (1947, 48, 49 гг.) предлагали советским ученым принять
участие в выдвижении кандидатов на получение Нобелевской премии. Однако
участие советских ученых в этом деле было признано нецелесообразным. В
связи с вышеизложенным считал бы целесообразным на предложение Силлена не
реагировать, о чем сообщить посольству. В случае непосредственного
обращения Силлена в посольство считал бы целесообразным обсудить этот
вопрос дополнительно в зависимости от формы обращения Силлена. Прошу Ваших
указаний".
   Как явствует уже из характера начальственных подчеркиваний, указания
последовали. Последовали аж через два с половиной месяца, 21 апреля 1953
года, а 24 апреля посольство было проинформировано. Хотя могло бы и не
информироваться; предложения по кандидатурам на премии текущего года по
уставным положениям должны поступить в комитеты не позднее 31 января.
   Подобная волынка, делавшая бессмысленной переписку в целом, начиная с
опуса Абрамова, далеко не случайна. Она всегда составляла испытанную
тактику советской бюрократии, когда политические или идеологические
надобности требовали подспудного отказа в испрашиваемом. Все это было для
современников настолько очевидным, что не нуждалось в дополнительных
доказательствах. Но, как известно, доказательный факт по богатству
внутреннего содержания все-таки ценнее самого убедительного предположения.
И такой документ нашелся; тоже, кстати, связанный с послевоенными
отношениями с Швецией, хотя и по иному поводу.
   Общество "Швеция-СССР" весной 1946 года пригласило автора тогдашнего
бестселлера "Пятьдесят лет в строю" генерал-лейтенанта А.А. Игнатьева в
Стокгольм для встречи с шведской общественностью. Приглашение было передано
миссией Швеции в Москве во Всесоюзное общество культурных связей с
заграницей. Пускать Игнатьева за рубеж не собирались, но и оставлять лишних
следов не хотели. Потому на подготовленном для шведской миссии ответе
руководство Всесоюзного общества культурных связей с заграницей начертало
следующую, до умиления откровенную, резолюцию: "Затянуть вопрос и при
случае ответить устно (отказом)"..
   КАК ШВЕДЫ ПОДСТИЛАЛИ НАМ СОЛОМКУ.
   С началом оттепели манеры Старой площади в нобелевских историях
несколько помягчали, в немалой степени вследствие активной настойчивости
неунывавшей шведской стороны.
   Профессор Силлен, несмотря на полное фиаско двухлетней давности, вновь
напомнил о себе письмом от 10 мая 1954 года. Поскольку время поджимало,
просил посольство переслать необходимые ему сведения о Семенове и Дубинине
"в течение месяца или двух - тогда бы я имел достаточно времени для этой
работы, которая лишь увеличит шансы на скорый успех".
   Происходившие в Советском Союзе после смерти Сталина политические
подвижки благословили его на большее. В том же письме с ведома коллег по
комитету он делает беспрецедентное предложение, дабы облегчить включение
советских ученых в нобелевские процедуры. Комитет, сообщил он, для пользы
дела готов пойти на отказ для советских коллег от практики исключительно
индивидуальных приглашений и обратиться "ко всем химикам и физикам
советской Академии наук и к их руководителям: ..советские ученые,
разумеется, свободны отвечать индивидуально или же письмами, подписанными
более чем одним ученым".
   Беспрецедентным предложение Силлена стало оттого, что устоявшаяся
практика выдвижения кандидатов на Нобелевскую премию по разделам науки
подразумевала абсолютную конфиденциальность и столь же полный запрет на
коллективное предварительное обсуждение выдвигаемого лица, чтобы "не
создавать для него нравственных трудностей и уберечь от разочарований в
случае неизбрания". Готовность временно заморозить для советских коллег это
непременное требование, дабы облегчить с учетом специфики общественного
климата в стране их возвращение в нобелевское движение, ярче любых уверений
демонстрировало добрую волю шведской стороны.
   Шведы, писал далее Силлен, готовы ввести такой механизм немедленно, если
из Москвы поступит согласие не позднее августа 1954 года; сентябрь, как
известно, - месяц рассылки приглашений.
   В ноябре того же года предпринимается еще одна массированная инициатива.
Председатель и член комитета по химии профессора Арне Тизелиус и Керстин
Фредга воспользовались присутствием в Швеции на сессии Всемирного Совета
Мира академика А.И. Опарина, чтобы еще раз напомнить о своем желании
немедленно включить в нобелевскую процедуру ученых из СССР.
   Так что же остается от наветов, которыми партийные пропагандисты
десятилетиями потчевали советского обывателя? И что двигало
политпросветовскими чиновниками в их патологическом неприятии нобелевских
учреждений и в настойчивом нежелании видеть среди представителей мировой
научной элиты своих соотечественников?.
   Даже такой верноподданный режима, как Михаил Шолохов, не избежал на пути
к Нобелевской премии родимых козней. Когда из Стокгольма поступил сигнал о
возможном присуждении ему премии 1962 года, для чего не позднее 1 марта
необходимо было прислать официальную справку об изданиях и экранизациях его
произведений за последние пять лет, секретарь правления Союза писателей
СССР К. Воронков запросил в ЦК КПСС разрешение на ее отсылку лишь за день
до срока, 27 февраля, а сама справка отправлена в советское посольство
только 12 марта, когда она в Стокгольме уже никому не нужна.
   Предположение о рутинном разгильдяйстве в данном случае более чем
наивно: будь это так, уж тут бы проволочка по отношению к члену ЦК обошлась
виновнику очень и очень дорого. Конечно, дело не в Воронкове. Не случайно
шолоховское письмо Брежневу от 30 июля 1965 года, когда вновь засветила
реальная возможность получить премию, переполнено искательными нотками
вроде пожелания автора предварительно разузнать, "как Президиум ЦК КПСС
отнесется к тому, что эта премия будет (вопреки классовым убеждениям
шведского комитета) присуждена мне и что мой ЦК мне посоветует?"
   * * *.
   Объяснять весь спектр отношений Старой площади к нобелевскому движению
только рецидивами большевистского мессианства было бы, однако, явным
упрощением. Коренные причины носили куда более фундаментальный характер и
крылись прежде всего в тоталитарной сущности советского общества.
   Тоталитаризм по своей природе не может допускать несанкционированных
награждений своих подданных, тем более со стороны иностранной организации,
принципиально не поддающейся постороннему контролю.
   Идеологическое же фарисейство власти, ставшее повседневностью ее бытия,
господство в пропагандистской риторике оруэлловских слов-перевертышей в
свою очередь не могли не делать такой бойкот потаенным, закамуфлированным
встречными обвинениями, сколько абсурдно они ни звучали для нормального
человеческого слуха.
 
 
 
Оценка материала:
Нравится
0
Не нравится
Описание материала: На Старой площади не нуждались в советских нобелевских лауреатах

Остальные материалы раздела: Исторические заметки

Предыдущая О чем писали газеты и журналы 100 лет назад
Следующая 90 лет назад Нильс Бор получил Нобелевскую премию, а Альберт Эйнштейн был избран иностранным членом Российской академии наук

Оставить комментарий

Похожие материалы:

Похожие разделы:

Новые альбомы:

Соседние разделы

  • Страница 0 1

Адрес страницы: Действительный адрес: http://wfi.lomasm.ru/русский.исторические_заметки/участие_советских_ученых_признано_нецелесообразным
Разработка страницы завершена на 0%
Используйте средства защиты! Соблюдайте гигиену! Избегайте посещения людных мест!
Операции:
WFI.lomasm.ru исторические материалы современной России и Советского Союза, онлайн музей СССР
Полезные советы...