Сначала долго не везло: кого ни спрошу  - 
не был, не знает, не участвовал.
Выручил старый друг: "Приезжай,
встречу на остановке. Нет проблем!"

В густом вечере петляем
между панелек-пятиэтажек, ищем другой мир.
Все мы худо-бедно представляем,
что такое наркомания.
Но кто об этом может действительно знать,
кроме самих наркоманов?

МОЛОДАЯ СЕМЬЯ, Лена и Юра. Оба прочно "сидят на игле". Из полумрака прихожей выбираемся на кухню. Лена наливает нам по чашке чая - согреться с дороги. На этом ее интерес к гостям тает. Демократия в доме полная, делай, что нравится: хочешь - говори, спорить с тобой не будут, хочешь - включай телевизор, тоже без возражений, а лучше - помолчи в сторонке. Кроме нас и хозяев, еще человек пять-шесть, парни от пятнадцати до двадцати пяти. Впрочем, серая неживая кожа и борозды морщин перечеркивают Юрин "четвертак" - меньше сорока дать трудно.
Квартира как квартира. Только запах - тяжелый, кислый, застарело-приторный, пропитавший обивку дивана, занавески, стены... Яркое пятно - пухлощекая кукла шестилетней Маринки в розовых кружевных оборках таращит с тумбочки неморгающие синие глаза. Маринка давно живет у бабушки. Бабушке приходится одной одолевать педагогические и материальные трудности. Девочка в умственном развитии немного отстает от сверстников.
Здесь все скованы одной цепью, может, оттого и разговоры никакие, проходные, об одном: сегодня хорошо взяли, надо там же завтра брать, а вчера - одна "грязнуха"; Мотю менты утром "замели", вечером отпустили... На идеологов кайфа, на странников иной реальности ребята не тянут. Все проще, будничней, тупее.

- И кайф тоже тупой, - соглашается мой друг. - Без глюков, без огней в ночи. Медленно, тяжело погружаешься в темноту. Обманываешь время: вроде был в отключке пять минут, а по стрелкам - полтора часа.
Но разговоры разве главное? Приближается то, ради чего собрались. Если наркотическую жажду не утолить - быть беде. Ломка, особенно "сухая" ломка, вещь страшная, "голодная паника" - характерное выражение глаз наркомана, оставшегося без наркотика. Тело выворачивает наизнанку, кости зажимает в тиски, человек чувствует, как они крошатся, дробятся. Эта боль заставляет рвать вены, ища спасения и другой боли.
Лена полчаса назад молчала, клещами слова не вытянешь, теперь - заливается, захлебывается смехом, болтает без умолку, а через пятнадцать минут - опять безмолвна, только плечами зябко поводит. В квартире тепло, а она мерзнет. Иммунка слабенькая, собственная энергетика на нуле - вот все время и холодно. Наркоман на декабрьской промозглой улице как теплолюбивая ласточка, не добравшаяся до южных краев: воротник поднят, руки по локоть в карманах, плечи согнуты. Не греет кровь...
Семья у Юры и Лены основана на общности интересов, на единстве целей. Лена Юру любила, знала, что замуж выходила за наркомана. По наивности думала, что сумеет спасти. Теперь об этом не помнит. Уже четыре года колются вместе. Распределение обязанностей в семье традиционное: он - добытчик, она - хранительница очага. Он - деньги в дом, она - постирать, убрать, сварить. Есть деньги - будет что варить. Точки, где можно купить маленький полиэтиленовый пакетик с бурой смесью, хорошо известны, достать наркотик - не проблема.
Жить захочешь - и химию выучишь. "Сварить" препарат в компании может каждый. Про Юру говорят, что он может выгнать наркоту из табуретки. На медицинском языке диагноз супругов звучал бы как опийная наркомания.
- Полностью "сторчаться" можно за пару месяцев, - считает Юра, - но есть слабаки, сдаются за неделю, появляются дикие головные боли, бессонница, злоба, подавленность, излечить которые можно только одним лекарством - новой дозой.
Руки у Юры - безнадега, под синяками и многоточиями спекшейся крови вен не найти. Они прячутся, ускользают, уходят глубже, не выдерживая постоянного насилия. Лена вдавливает иглу, Юра кривится от тупой, привычной боли. Минут через десять с трудом нащупали годную вену где-то под мышкой. Юра опускается на стул, закрывает глаза, закуривает - подгоняет кайф. И он на дороге в черный провал без дна. Рядом вяло бормочут, затихая, - "входят". Кто-то уже "завис", отключился от себя и мира. Рука "уходящего" медленно падает, пока не воткнется в колено, скатерть, пол... Пожара люди просто не заметят. Кто-то может переборщить с дозой, захлебнуться собственной рвотой...
Лена ждет, устремив в темное окно невидящие глаза, молчит. "Уйдет" она последней - такая вот "техника безопасности". Наркотик искажает ощущения, манит в мир иллюзий. А потом дозы растут, становятся бешеными, запредельными. Любой ценой уйти от подступающей ломки! Организм может требовать наркотика через каждые восемь-десять часов.
ДЕНЬГИ нужны всегда. Все больше и больше. А работать - сил нет, мозги не справляются, да и сколько ни зарабатывай, все равно не хватит. Молодняк тащит из дома вещи, воруют, клянчат у родственников, приторговывают теми же наркотиками. Наркоманы, в общем, не агрессивны, агрессия тоже требует сил. А вот ныть, унижаться, вымаливая деньги на дозу, способны часами. Некоторые пьют, пытаясь алкоголем снять ломку, задавить пристрастие. В итоге - и пьют, и колются.
Семья наркоманов - союз не родственников, не любовников, но единомышленников. Зачем секс, какой секс? По оценкам специалистов почти все наркоманы в той или иной степени страдают половыми расстройствами. Плотские желания отмирают: вечером - скорее уколоться, потом неудержимо тянет спать.
Разогретый принятой дозой Юра не прочь пофилософствовать: "... Мир - бардак, и все там будем, где чернота без дна... Нам нечего ждать от жизни, кроме смерти... Кто уйдет раньше, кто - позже, разве это главное?"

- Юра, - прерываю я монолог, - но ведь кто-то бросил, получилось?

- На моей памяти только один оторвался, "соскочил с иглы". Но я не верю, что наркомана со стажем можно вылечить. Тоже пытался... Продержался четверо суток, чуть не свихнулся от боли... Кто на "игле" плотно, тот без будущего.

- Ты думаешь, что тебя нельзя остановить?

- Можно. Если меня расстрелять...

Светлана КИСЕЛЕВА.