Сергей Анашкин.
В рамках ХХ Московского международного кинофестиваля в
Музее кино прошла ретроспектива фильмов Исламской Республики
Иран. Без иранских фильмов международные фестивали теперь, как
правило, не обходятся.
"Если в ретроспективе не будет лент Аббаса Кироостами, мы
отменяем просмотры", -- заявил директор Музея кино Наум Клейман.
Ультиматум возымел действие -- копии были доставлены из Европы. А
вот фильмов другого классика иранского кино -- Мохсена
Макхмальбафа -- получить не удалось, права на его картины иранским
фирмам давно не принадлежат.
Мода на иранское кино установилась на рубеже восьмидесятых-
девяностых -- когда замкнутый мир Восточной Европы рушился, а
Европа Западная спешно искала себе нового антипода. Россия на эту
роль более не годилась -- слишком уж рьяно стремилась интегрироваться
в мировой культурный контекст.
Покинутую нами нишу социальной экзотики заняли китайцы-
тайваньцы-гонконгцы и режиссеры Ирана. Именно они получают призы
на всех фестивалях нынешнего десятилетия. Такое в истории мирового
кино уже случалось -- были периоды возвышения датской, шведской,
чешской, венгерской, голландской кинематографических школ.
Увлечение длилось, как правило, пять-семь лет -- мода на иранское кино
в этом смысле уже близка к рекорду долголетия.
Исторически сложилось так, что ислам шиитского толка,
господствующий в Иране, более терпим к визуальным образам, чем
суннитский ислам соседних арабских государств. Кино Ирана старается
явить миру исламский дух, исламские ценности, оставаясь совершенно
европейским по форме. К слову сказать, современные иранские
богословы вовремя оценили силу аудиовизуальных средств -- парижский
эмигрант аятолла Хомейни сделал себе имя проповедями, записанными
на аудио- и видеокассеты.
Кинематограф существовал в Иране задолго до исламской
революции. Ориентировался он главным образом на Голливуд и
индийские мелодрамы. 1979 год стал не только политическим, но и
эстетическим рубежом. Ирано-американская конфронтация вывела
страну из орбиты заокеанского влияния. И хотя американские картины
сейчас время от времени возникают на экранах тегеранских кинотеатров
(не говоря уже о видео и спутниковом телевидении), не они становятся
кассовыми чемпионами, не они лидируют в иранском прокате.
Современный Иран достиг того, к чему тщетно стремится Европа: у себя
дома национальное кино одержало верх над Голливудом.
Теперь в Иране ежегодно производится несколько десятков
игровых лент (несравнимо больше, чем в соседних арабских
государствах) -- и значительная доля их не имеет ни малейшего
отношения к американскому кино. Относительный зрительский успех
авторского и интеллектуального кино определяется не только прокатной
ситуацией в стране (кассу делают жители крупных городов), но и
декларированным неприятием американского образа жизни и
современного Голливуда с его эротикой и насилием.
Эротика в иранском кино смикширована, растворена в речах,
деталях, символах. Поцеловаться перед камерой могут только актеры-
супруги. Но как ни странно, именно государственная опека позволяет
успешно работать некоммерческим авторам и дебютантам, если те не
нарушают исламских запретов. Кинопроизводство (существуют
государственные, частные студии и фирмы со смешанным капиталом)
получает субсидии из бюджета. После прямой цензуры -- это главнейший
рычаг государственного контроля. Иранские "экспортные" фильмы
призваны формировать благоприятный образ страны: пусть красавицы
укутаны в черное с головы до пят, но, утверждая правду ислама, они
спорят с родными и друзьями о Будде и Кришне, дома их украшают
античные бюсты, а столы -- тома Достоевского и Камю.
Ретроспектива иранских фильмов Московского кинофестиваля
была составлена из подобных лент. Страноведческие задачи в ней
оказались важнее эстетических качеств фильма.
Фильм Дарьюша Мехржуи "Пари" (имя героини) -- пример
персидского интеллектуального кино. Дева жаждет мистического опыта,
духовных откровений, и вот чудо -- праведником оказывается ее родной
брат. Картина точно воспроизводит схемы европейского мистико-
философического кино (Брессон, Бергман, Тарковский, Пиала), но увы,
визуальная концепция чудесного потустороннего в ней отсутствует.
Затертые трюки (колесо начинает вертеться от взгляда праведника) не
очаровывают и не убеждают.
Фильм Шахрама Асади "Роковой день" -- самое обычное
идеологическое кино: неофит обретает веру и прозревает истину,
соприкоснувшись с персоной имама Хуссейна (он столь свят, что вживе
не может появиться в кадре). История в духе советского кино двадцатых-
пятидесятых рассказана языком итальянских костюмных лент
пятидесятых-шестидесятых годов.
Даже работы Аббаса Кироостами, наиболее признанного в мире
и наименее идеологически ангажированного иранского режиссера, --
фильмы, поражающие сочетанием документального антуража и
истинной поэтичности, -- вполне сопоставимы с советскими, с ранними
лентами Отара Иоселиани. Каким-то чудом и в девяностые годы, когда
Иоселиани, Кончаловский, Форман уже разучились делать такое кино,
он умудряется снимать реликтовые "фильмы шестидесятых годов".
Но, возможно, иранское кино так ценимо в Старом Свете именно
потому, что оно сохраняет язык и стилистические особенности
европейского кино минувших десятилетий? Качества, в силу заокеанских
влияний, во многом утраченные современным кино Европы.
Характерная черта другого всемирного фестивального фаворита
-- китайской кинематографии -- постоянная оглядка на Америку, что не
мешает проявляться на стилистическом уровне особенностям
национального мышления: специфическая композиция кадра, цветовая
гамма, тонкости сюжетосложения делают китайские фильмы
неповторимыми, узнаваемыми. Иное дело -- иранское кино: оно
пользуется апробированными, заимствованными схемами (многие из его
творцов учились на Западе) для утверждения идеологии ислама. В ней, а
не в канонах персидской миниатюры они видят корень национальной
идентичности. Для иранских авторов идеологическая праведность важнее
стилистической, языковой самобытности. Иран, оплот исламских
ценностей, оказался заповедником традиций европейского кино. И,
возможно, его фильмы будут иметь успех в Европе гораздо дольше, чем
это можно было предположить исходя лишь из капризов фестивальной
моды.
Автор выражает благодарность господину Хамиду Реза Бодари,
третьему секретарю посольства Исламской Республики Иран за помощь в
подготовке материала.